Крайне жаль будет, если Вы не приедете: это было бы во всех отношениях безусловно необходимо, ибо недоразумений тьма и они будут расти и расти, тормозя всю работу, если не удастся повидаться и обстоятельно поговорить. Напишите мне непременно, приедете ли и как относитесь к моей брошюре…
…Если мы не хотим быть пешками, нам обязательно надо понять данную ситуацию и выработать план выдержанной, но непреклонной принципиальной борьбы во имя партийности против кружковщины, во имя революционных принципов организации против оппортунизма. Пора бросить старые жупелы, будто всякая такая борьба есть раскол, пора перестать прятать себе голову под крыло, заслоняясь от своих партийных обязанностей ссылками на «положительную работу»: пора отказаться от того мнения, над которым скоро дети будут смеяться, что агитация за съезд есть ленинская интрига.
Повторяю: членам ЦК грозит серьезнейшая опасность стать совсем отсталыми чудаками. У кого есть хоть капля политической чести и политической честности, тот должен перестать вилять и хитрить (это не удалось даже Плеханову, а не то что нашему доброму Борису [7]!), тот должен занять определенную позицию и отстаивать свои убеждения.
Жму крепко руку и жду ответа
ваш Ленин.
(Написано в мае 1904 г. в Женеве.)
Сквозь густую листву светилось широкое окно, и видны были мужчины, сидящие за столом в вольных позах, без пиджаков и в расстегнутых по случаю жары жилетах. Они были очень увлечены своей серьезной и неспешной беседой, барабанили пальцами по столу, курили. Иногда появлялась в комнате милая дама, наливала чаю, подкладывала варенья. Собеседники тогда что-то говорили ей, она что-то отвечала им, смеялась и выходила из комнаты с не погасшей еще улыбкой.
Случайный зритель подумал бы, вероятно, что за столом этим собрались сочлены какого-нибудь научного или коммерческого общества, а может быть, и просто друзья, склонные к размышлениям вслух, может быть, просто за столом идет столь обычный для России тех лет бесконечный интеллигентский чай на тему о смысле жизни, о народе, о долге перед народом, о религии, о литературе, о невероятном летательном аппарате с двигателем внутреннего сгорания – «уж не прообраз ли, милостивые государи, стальных птиц Апокалипсиса?»…
Что касается неслучайного зрителя, человека по долгу службы не в меру любопытного, то ему пришлось бы трудновато: очень густы были кусты перед домом, к тому же у забора палисадника протянута была тайная проволока с банками, и неслучайный зритель поднял бы, пробираясь к окну, ужаснейший шум, и в довершение всех бед он, этот любопытствующий бедняга, рисковал быть пойманным за шиворот в темноте чьей-нибудь весьма крепкой рукой. По всему по этому несчастному оставалось лишь догадываться о теме разговора за этим уютным столом.
Между тем обсуждалась «июльская резолюция» ЦК, и участниками обсуждения были Носков, Красин, Гальперин.
– А не наломали ли мы дров, братцы?
– Послушайте, партии сейчас необходимо единство, как никогда. Социал-демократии сейчас угрожают две опасности. Первая – дикий угар квасного патриотизма, связанный с войной…
– Я полагаю, что угар этот скоро развеется стараниями наших доблестных генералов и адмиралов.
– Вторая опасность – это то, что мы из-за нашего внутреннего раздора окажемся в последних рядах революционных сил. Посмотрите, как активизировались эсеры. Евгений Шауман смертельно ранил финляндского генерал-губернатора, Сазонов казнил Плеве. Как бы мы ни отвергали тактику индивидуального террора, эти акты бешеной смелости и самопожертвования производят очень сильное впечатление на общество, а особенно на молодежь. Наконец, эсеры начали проникать в нашу заповедную область – в рабочее стачечное движение. Если мы углубимся в наши раздоры, мы отдадим рабочих эсерам и гапоновскому «Собранию». Нам нужно идти сейчас на заводы, а не заседать на съездах в далеких палестинах.
– Однако за съезд выступили Одесский, Екатеринославский, Тверской, Петербургский, Кавказский и Сибирский комитеты партии.
– Это работа Старика.
– Старик был взбешен нашим признанием кооптации в ЦО Аксельрода, Засулич и Потресова. Доходят слухи, что он метал на наши головы целые охапки молний.
– Пусть так. Я предпочитаю носить кличку Примиренец, чем называться раскольником.
– Стараниями Старика в Женеве открыто самостоятельное издательство.
– Тем более пора их ограничить!
– А не наломаем ли мы дров, товарищи?
– Нет, не наломаем.
– Итак, мы осуждаем агитацию за III съезд, ограничиваем обязанности Старика как заграничного представителя ЦК только обслуживанием литературных нужд ЦК, исключаем из ЦК Землячку и кооптируем Любимова, Карпова и Дубровинского…
– Все трое – молодцы-примиренцы!
– Все-таки не наломали мы дров, друзья?
– Послушай, Леонид, что ты заладил со своими дровами? Уже не смешно!
– Хорошо, я попробую сейчас возражать при помощи аргументации Старика. Просто для того, чтобы сфокусировать другую мысль, хотя она и так уже выражена с предельной четкостью. Итак, мы обманываем сами себя, думая, что восстанавливаем единство партии. На самом деле мы идем на поводу у Мартова и Плеханова. Наша деятельность может привести к тому, что перед лицом решительных событий мы из боевой революционной партии превратимся в партию межеумочную, в конгломерат кружков говорунов-теоретиков. Чем вы ответите на это?
– Ответить на это можно, только повторив наше сегодняшнее собрание с самого начала.
– Значит, надо новый самовар ставить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15