- Да, вполне, - ответила моя гостья таким тоном, который явно
показывал, что она терпеть не может пустых разговоров. Она положила пальцы
на край стола, вытянув их, словно на спиритическом сеансе, но почти тотчас
же спрятала их, сжав кулаки, - ногти у нее были обкусаны до самого мяса.
На руке у нее я увидел часы военного образца, напоминавшие
штурманский хронограф. Циферблат их казался непомерно большим на ее
тоненьком запястье.
- Вы были на спевке, - сказала она деловито, - я вас видела.
Я ответил, что действительно был и что голос ее выделялся из
остальных. Я сказал, что, по-моему, у нее очень красивый голос.
Она кивнула.
- Я знаю. Я собираюсь стать профессиональной певицей.
- Вот как? Оперной?
- Боже, нет, конечно. Я буду выступать с джазом по радио и
зарабатывать кучу денег. Потом, когда мне исполнится тридцать, я все брошу
и уеду в Огайо, буду жить на ранчо. - Она потрогала ладонью макушку:
волосы у нее были совершенно мокрые. - Вы бывали в Огайо? - - спросила
она.
Я ответил, что несколько раз проезжал там поездом, но, по сути дела,
тех краев не знаю. Потом я предложил ей гренок с корицей.
- Нет, благодарю, - сказала она. - Я ем, как птичка, знаете ли.
Тогда я сам откусил кусочек гренка, после чего сказал ей, что Огайо -
суровый край.
- Я знаю. Мне один американец говорил. Вы уже одиннадцатый
американец, которого я встречаю.
Гувернантка усиленно подавала ей знаки, чтобы она вернулась к своему
столику и перестала наконец надоедать человеку. Но моя гостья преспокойно
подвинула стул на несколько дюймов, так что оказалась спиной к своему
столику, устранив этим всякую возможность дальнейшей сигнализации оттуда.
- Вы ходите в эту секретную школу для разведчиков - там, на холме,
да? - осведомилась она.
Памятуя о бдительности, я ответил, что приехал в Девоншир на
поправку.
- В_о_т_ к_а_к, - сказала она, - я, знаете ли, не вчера родилась.
Я сказал, что ясное дело, не вчера - могу за это поручиться.
Некоторое время я молча пил чай. Мне вдруг стало казаться, что сижу я
как-то не так, и я выпрямился.
- А вы кажетесь довольно интеллигентным для американца, - задумчиво
произнесла моя гостья.
Я ответил, что говорить подобные вещи, по сути дела, - порядочный
снобизм и что, по-моему, это ее недостойно.
Она вспыхнула, и тут мне сразу передалась ее прежняя светская
непринужденность, которой мне самому так не хватало.
- Да, но большинство американцев, которых я видела, ведут себя, как
животные, - сказала она. - Вечно толкают друг друга, всех оскорбляют и
даже... знаете, что один из них проделал?
Я покачал головой.
- Швырнул пустую бутылку из-под виски моей тете в окно. К
с_ч_а_с_т_ь_ю, окно было открыто, но как вы считаете, это очень
интеллигентный поступок?
Я считал, что не очень, но умолчал об этом. Я сказал, что сейчас
солдаты из разных стран оторваны от родного дома и у большинства из них в
жизни мало хорошего. Мне казалось, добавил я, что многие люди могли бы и
сами это сообразить.
- Возможно, - ответила моя гостья без особого убеждения. Она снова
потрогала рукой влажные волосы и, захватив несколько намокших светлых
прядей, переложила их так, чтобы прикрыть уши, - Волосы у меня совсем
мокрые, - сказала она. - Я сущее пугало. - Она посмотрела на меня. -
Вообще-то волосы у меня довольно волнистые, когда они сухие.
- Я вижу, вижу, что волнистые.
- Не то чтобы кудрявые, но довольно волнистые, - сказала она. - А вы
женаты?
Я ответил, что женат.
Она кивнула.
- У вас глубокая страсть к женщине? Или это вопрос чересчур личный?
Я ответил, что, когда будет чересчур, я сам скажу. Она снова положила
руки на стол, и я помню, что мне захотелось что-нибудь сделать с огромными
часами, которые красовались у нее на запястье, - посоветовать ей, чтобы
она носила их вокруг талии, что ли.
- Вообще-то мне не так уж свойственно стадное чувство, - сказала она
и бросила на меня взгляд, проверяя, знаю ли я смысл этого выражения.
Однако я ничем не дал понять, так это или не так. - Я подошла к вам
исключительно потому, что вы показались мне чрезвычайно одиноким. У вас
лицо чрезвычайно тонко чувствующего человека.
Я сказал, что она права, я и в самом деле чувствовал себя одиноким и
очень рад, что она подошла ко мне.
- Я вырабатываю в себе чуткость. Моя тетя говорит, что я страшно
холодная натура, - сказала она и снова потрогала макушку. - Я живу с
тетей. Она чрезвычайно мягкая натура. После смерти мамы она делает все,
что в ее силах, чтобы мы с Чарлзом приспособились к новому окружению.
- Рад это слышать.
- Мама была чрезвычайно интеллигентный человек и весьма страстная
натура во многих отношениях. - Она посмотрела на меня с обостренным
вниманием. - А как вы находите, я страшно холодная натура?
Я сказал, что вовсе нет, - как раз наоборот. Потом назвал себя и
спросил, как ее зовут.
Она помедлила с ответом.
- Меня зовут Эсм. Фамилию свою я лучше пока не назову. Дело в том,
что я ношу титул, а может быть, на вас титулы производят впечатление. С
американцами, знаете ли, случается.
Я ответил, что со мной такое вряд ли случится, но, пожалуй, это мысль
- пока пусть своего титула не называет.
Тут я почувствовал сзади на шее чье-то теплое дыхание. Я повернулся,
и мы чуть было не стукнулись носами с маленьким братом Эсме. Не удостаивая
меня вниманием, он обратился к сестре, проговорив тонким, пронзительным
голоском.
1 2 3 4 5 6 7 8 9