– Вам сейчас не следовало бы самой садиться за руль или вести мотоцикл. Я отвезу вас домой.
– Да нет, со мной все в порядке, – с трудом выговорила Клер. – Потом, после демонстрации, меня подбросят домой. Я недавно поселилась в домике на окраине Уорминстера.
Он сам повез ее домой на потрепанном серебристом спортивном автомобиле.
Клер показалось, что от ее спасителя исходит запах теплого молока, как от новорожденного ребенка. Она трезво напомнила себе, что не собирается влюбляться в первого встречного только потому, что он вызвал в ней сенсуальное влечение, и что она больше никогда не выйдет замуж. Решив, что с этим человеком (которого, как оказалось, звали Дэвид Эрроусмит) ее замужество не состоится, Клер объяснила ему, как проехать к Эппл-бэнк-коттеджу.
Увидев Клер в сопровождении мужчины, возившаяся на кухне Кэти мысленно поздравила ее, но в ее взгляде читалось, однако, и некоторое недоверие, которое тут же сменилось выражением беспокойства при виде разбитой и уже начавшей опухать щеки Клер.
– Спасибо, что довезли меня, – сухо поблагодарила Клер Дэвида. – Теперь все в порядке. Кэти позаботится обо мне.
Она знала, что женщинам свойственно быстро и без достаточных оснований составлять себе мнение о человеке, особенно если он привлекателен физически, – только что на ее глазах это случилось с Кэти. А еще она знала, что хорошие, по-настоящему стоящие мужчины отнюдь не всегда бросаются в глаза – так бывает только в театре, и что, с другой стороны, на свете достаточно негодяев, блестяще выглядящих и умеющих расположить к себе. В эту категорию она включала и Сэма. Подобно многим обманутым женам, она теперь считала своего мужа скопищем пороков, не менее способным на любое грязное деяние, чем Ричард III. Ее заявление о разводе должно было рассматриваться в суде не раньше июля, и адвокат предупредил ее, чтобы до тех пор она воздержалась от появления где бы то ни было в обществе мужчины: в противном случае это могло отрицательно сказаться на решении по ее делу и по вопросу об опеке над сыном. Она не могла позволить себе ни малейшего риска, а в этом Дэвиде Эрроусмите было нечто таинственное, хотя пока что ей не удалось понять, что именно. На всякий случай она решила не доверять ему.
На следующее утро, после завтрака, с которым Клер справилась с трудом из-за разбитой щеки, она вырезала из местной газеты собственную фотографию. Вообще-то говоря, ее лица практически не было видно из-под транспаранта, обмотавшегося вокруг нее, как надутая ветром простыня: Клер выглядела как египетская мумия в сапогах. Но зато ее спаситель получился очень хорошо. Она спрятала фотографию в верхний ящик комода, стоящего возле ее кровати, а позже, выбрав подходящий момент, улизнула из дому без Джоша.
Выйдя из сада, Клер свернула с узкой дорожки на окаймленную боярышником тропинку, которая плавно вывела ее на холм за домом к небольшому леску, росшему на его вершине.
Там царил покой и стояла тишина. Изогнутые стволы и голые ветви деревьев выглядели одинокими и покинутыми. Ни один листок не шевелился, только тихонько шуршали опавшие листья под ногами Клер. Когда она наступила на ветку и та треснула, этот звук показался таким громким, что какая-то птица в панике сорвалась из гнезда, шумно захлопав крыльями.
Некоторое время Клер стояла, глядя на потревоженное гнездо и на серое небо над ним, потом наклонилась, чтобы сорвать для Джоша прихваченную инеем веточку аконита. При этом она наступила на замаскированный под ветками и листьями капкан, и он с грохотом захлопнулся, защемив своими ржавыми челюстями ее левую ногу.
Взвыв от страха, Клер рухнула в колючие заиндевелые заросли папоротника. К счастью, на ней были крепкие сапоги из толстой кожи, так что капкан не повредил ногу. Боли почти не было, пока она не начала вырываться из капкана. От него в кусты тянулась ржавая цепь, другой ее конец, насколько поняла Клер, был обмотан вокруг стройного серебристого ствола стоявшей неподалеку березы. Таким образом, Клер могла передвигаться только вокруг этого дерева в радиусе длины цепи. Да это ж надо – так влипнуть!
Было не настолько холодно, чтобы ждать снегопада, и Клер надеялась, что дождь тоже не пойдет. Она лежала, глядя в тоскливо-серое небо.
Интересно, сколько пройдет времени, прежде чем Кэти хватится ее? По подсчетам Клер, заметив, что ее нет дома и она не объявляется даже по телефону, Кэти часа в два – самое позднее, в три – наверняка позвонит в полицию, а уж полиция должна скоро обнаружить ее.
К несчастью, Клер лежала в стороне от тропинки, в небольшой ложбинке, так что с тропинки ее не было видно. С трудом ей удалось перекатиться в более удобное положение; она подняла воротник своего вишневого шерстяного пальто, обмотала шарфом голову, а из кучки сухого папоротника соорудила некое подобие подушки. Лежа на спине, сцепив зубы, она уставилась в постепенно наливавшееся свинцом небо, стараясь засунуть руки как можно глубже в карманы и жалея о том, что надела слишком тонкие перчатки. „За что, – пришло ей в голову, – судьба так наказала меня – не за то ли, что я хотела сорвать дикие цветы?"
Ближе к полудню Клер услышала неподалеку легкий шум. Она резко села, содрогнувшись от пронзившей ногу боли, и прислушалась. Звук приближался: кто-то насвистывал „Лиллибуллеро" – с трелями и замысловатыми фиоритурами, несколько фальшивя, но с явным удовольствием.
– Помогите! Помогите! – несколько раз выкрикнула Клер, потом замолчала и прислушалась. Ей никто не ответил. Она крикнула снова.
На сей раз ответил мужской голос:
– Не кричите, я иду к вам!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109