Если не хочешь остаться безработной, нужно подальше запрятать свою гордость и помалкивать. Подумала, что о прежней работе, наверное, не следовало совсем упоминать. Она уже начинала понимать, что на многих людей слово «кооперация» действует как красная тряпка на быка. Само собой, все кооператоры – жулики, и Альбина одна из них. То, что она лишилась своего положения, вызывало у таких людей только радость.
– У нас есть ясли, – сказала дама.
Взгляд ее несколько смягчился, когда она узнала о детях, но повысить статус Альбины на этом предприятии наличие двух малышей никак не могло. Швецова вздохнула. Большого выбора не было – либо идти на рынок торговать, либо начинать все сначала. С нуля. Альбина мобилизовала оставшийся оптимизм и выбрала второе.
И потянулись тоскливые одинаковые будни.
Вокруг теперь были люди, к которым она не могла никак привыкнуть и которые, видя в ее отчужденности высокомерие, платили откровенной неприязнью. После работы отправлялась в ясли за малышами и возвращалась в свою крошечную квартирку на Гранитной.
И внутренний голос с упорством глупой подружки шептал ей о том, что стоило уступить Переплету, и все было бы по-другому. В самом деле, сколько женщин живет двойной жизнью, а в ее случае ей даже не пришлось бы изворачиваться. Муж далеко и вернется не скоро.
Ничего, мы выстоим. И никаких Переплетов не нужно – если он ждал, что Альбина пойдет на поклон, то напрасно. Кажется, он и сам это понял, потому что больше о себе не напоминал. И Дина, наверное, скоро вернется из Швейцарии, думала Альбина – ну, сколько она может там находиться? Упустил Александр Акентьев момент.
Глава вторая ПЕРЕПЛЕТ ПОПАДАЕТ В ПЕРЕПЛЕТ И УЕЗЖАЕТ В СИБИРЬ
Солнечный радужный круг, отсвечивая от стакана с водой, падал на лист писчей бумаги. «Солнечный круг, небо вокруг, это рисунок мальчишки» – пробормотал Переплет. Но рисунок на бумаге изображал не солнце, а перстень старинной работы.
Еще на старой квартире Акентьев не раз набрасывал эскиз кольца, которое показал монах. Рисовал карандашом так же старательно, как когда-то малевал в школьной тетрадке физиономии ребят из «KISS». Но этот рисунок не разошлешь по отделениям милиции, даже несмотря на приятель-ские отношения с начальником ГУВД. Значит, будем искать в частном порядке.
Ломал голову, ждал какого-то озарения. Перстень снился ему иногда ночами – он был похож то на живое пламя, то на странную птицу, но каждый раз Александр узнавал его. Но подсказок сны не давали. Он давно уже понял – дело с перстнем затянется надолго. А может, и нет его на земле?! Лежит-полеживает где-нибудь в земле на истлевшем пальце мертвеца. Нет, тогда бы они знали – они все знают! Но сколько времени понадобится, чтобы найти его?
А ведь у него была еще и работа. В какой-то момент он с удивлением обнаружил, что она ему нравится. Не говоря уже о доходах, неофициальная часть которых была в разы выше официальной. Как там, в песенке про кота у Окуджавы – каждый сам ему приносит и спасибо говорит. Приносили и говорили!
Вспоминались какие-то древние споры с Кириллом Марковым насчет того, все ли имеет свою цену – в денежном эквиваленте. Марков, бывший таким же чокнутым идеалистом, как и его драгоценный Женька Невский, конечно, с этим не соглашался. Но тогда эти споры носили чисто теоретический характер. Никто не собирался покупать Маркова или Акентьева. Так, пустая болтовня, о которой Переплет думал теперь с раздражением, – сколько драгоценного времени тратилось впустую.
Стоило упомянуть в обществе о своем месте работы, и люди знающие завистливо качали головами. Люди незнающие – из числа тех, что обычно тусовались у отца на вечеринках, обычно вспоминали нашумевший рассказ Михаила Веллера про крематорий. Тот, где вдова обнаруживает в комиссионке костюм, в котором похоронила любимого мужа. Таким Акентьев серьезно объяснял, что все это не более, чем глупая байка, ходившая еще задолго до того, как появился этот рассказ. И к крематориям Акентьев имеет отношение опосредованное – не ходит он по печам и не проверяет температуру прогрева.
Впрочем, на отцовских вечеринках Переплет теперь появлялся крайне редко – дела, дела. Некогда было. Очередным шагом в его поисках стало знакомство с питерскими ювелирами и коллекционерами. Как он быстро понял, люди этого очень странного мирка были в своем роде одержимыми. На контакт с незнакомцами они шли не более охотно, чем какое-нибудь племя, затерянное в джунглях Южной Америки и никогда не видевшее белого человека. Кроме того, все они были преклонного возраста и с подозрением относились к его поколению.
Однако Переплета всегда отличало упорство в достижении поставленной цели. Одного коллекцио-нера, некоего Левинсона, он сумел даже заманить на один из отцовских вечеров. По счастливой случайности, коллекционер оказался ценителем сценического искусства и от приглашения не сумел отказаться.
Аркадий Левинсон был почтенным старцем из дореволюционной эпохи, без пенсне, но с седыми клочьями по краям облысевшей головы. Губы он поджимал куриной гузкой, как будто опасаясь, что над ним вот-вот начнут смеяться. Забавный старичок. По ходу дела Акентьев подсунул ему свой рисунок с перстнем, надеясь заинтересовать.
– Это любопытно… – старик приблизил рисунок к самому носу, чтобы получше рассмотреть. – Вы занимались рисованием?
– Нет! А сама вещь, вам она ничего не напоминает?!
Старик пожал плечами и поправил очки на острых ушах.
– Трудно сказать по такому рисунку. Знаете, как любят показывать в фильмах про милицию – составят фоторобот, и он оказывается как две капли воды похож на подозреваемого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14