Алан был смешной и смешливый, и они подружились с первой минуты.
После концерта они поужинали в «Амбрози», потом Алан отвез ее в отель и проводил до номера, того самого, что так поразил ее воображение днем.
— Приятных сновидений, юная леди. Спальни на втором этаже, выбирайте любую.
— Алан, постой...
— Что угодно юной леди? Сказочку на ночь?
— Где моя мама? — зевая, спросила Лиз.
— Кто? Ах, мама? — Алан посмотрел на часы. — Через одиннадцать минут ее теплоход отчаливает из марсельской гавани.
— Куда?
— На Мартинику. Ей там куплен домик, и назначено щедрое содержание — при условии, что она не вернется во Францию.
Лиз мимолетно удивилась равнодушию, с которым восприняла это известие.
Для нее началась новая жизнь, полная новых впечатлений и каждодневных открытий. Теперь она постоянно жила в двухэтажном «люксе». Оказалось, что кроме гостиной и двух уютных спаленок, здесь есть библиотека с новейшим домашним кинотеатром и множеством книг, в том числе и таких, которые ее старомодная, вульгарно-благопристойная мамаша не разрешала даже вносить в дом:
Раймон Кено, Антонен Арто, Генри Миллер. И еще две ванных комнаты, одна обыкновенная, только очень богатая и красивая, а вторая — настоящий маленький бассейн, оборудованный разными гидромассажными устройствами, здесь можно было нагонять искусственные волны. А еду приносили прямо в номер в любое время суток, стоило лишь позвонить по телефону — любую еду, какую только пожелаешь, хоть гамбургер с кенгурятиной, хоть перепелиные яйца с белужьей икрой.
Но вся эта роскошь не давалась даром. Каждый день Лиз был расписан по минутам. Алан заезжал за ней в половине девятого и отвозил то в танцевальный класс, то к сухонькой старушке-графине, обучавшей Лиз основам этикета и едко высмеивавшей малейшие промашки неотесанной провинциалки, то к другой старушке — прославленному музыкальному педагогу. Иногда занятия заменялись экскурсиями по Парижу и его историческим окрестностям. Эти дни были для Лиз самыми счастливыми, она все больше — робко, по-девчоночьи — влюблялась в своего рыжего чичероне. Алан знал и любил Париж так, словно и сам он, и многие поколения его предков родились и жили на этой земле. И своей любовью он заразил юную воспитанницу.
Точно так же, легко, ненавязчиво, с юмором он во второй половине дня занимался с нею общеобразовательными предметами. Даже сухая математика и заумная физика становились в его изложении понятными и занимательными, как детективы Жанризо. Через два месяца Лиз обрела манеры настоящей леди, прекрасно танцевала, бойко щебетала по-английски, а знания школьных предметов, несомненно, снискали бы ей все мыслимые похвальные грамоты в ее родной школе в Балансе. Но ей была омерзительна сама мысль о возвращении в Баланс.
В конце июня Алан устроил ей настоящий экзамен в присутствии двух пожилых господ, которых ей представили как мистера Смита и мистера Джонса. Любезно, как учили, представившись в ответ, Лиз автоматически отвечала на легкие вопросы, а сама пытливо вглядывалась в непроницаемые лица Смита и Джонса, мучительно гадая, который из них, возможно, является ее таинственным отцом. Но оба так и просидели истуканами, а по окончанию испытаний молча удалились, не попрощавшись.
— Поздравляю, солнышко, мы с тобой отстрелялись cum laude, что значит, с отличием, — сказал Алан за обедом. — Теперь в обучении твоем наступает перерыв. Собирайся в путешествие.
— В Баланс? — шепотом спросила Лиз, чувствуя, как сердце ее падает ниже пяток.
— Несколько дальше... Юная леди, позвольте уведомить вас о том, что за исключительные успехи вы премированы поездкой на чудный островок греческого архипелага по приглашению одного почтенного джентльмена...
— Отца?! — воскликнула Лиз. — Моего отца?
Неужели я, наконец; увижу его?
— Этого я не могу сказать.
— Но почему? Зачем вся эта таинственность? Кто он? Арабский шейх? Какой-нибудь крупный мафиозо, взявший с тебя кровавый обет молчания?
Алан весело рассмеялся.
— Поверь, солнышко, никакого обета молчания я не давал и с удовольствием рассказал бы тебе все, что знаю. Только, увы, я не знаю почти ничего. Меня наняло одно престижное кадровое агентство, и признаюсь, я был крайне удивлен, что предложение поступило через Баффина, директора нашей школы, и он тут же дал под него трехмесячный оплаченный отпуск. Я, разумеется, согласился, о чем нисколечко не жалею.
— Я тоже... — пролепетала Элизабет, обмирая изнутри. — А ты... ты поедешь со мной?
— Увы, мой отпуск окончен. Но мне почему-то кажется, что мы еще встретимся...
Через три дня, погожим и тихим летним вечером Элизабет сошла с белоснежной яхты, забравшей ее в Салониках, на берег острова, сразу же показавшимся ей земным раем. Пока носильщики под руководством мадам Нонжар, дуэньи, приставленной к ней на время путешествия, укладывали чемоданы в открытый автомобиль неизвестной ей марки, Лиз любовалась окрестностями, с наслаждением вдыхая свежайший, напоенный хвойными ароматами воздух.
В прозрачной бухте лениво плескались волны, бликуя закатным солнцем. Поросшие самшитом и лиственницей холмы полого сбегали к морю. Автомобиль небыстро катил в гору по желтой песчаной дороге, вдоль окаймленного розовым камнем канала с пенной голубой водой. Вскоре восхищенному взору Лиз предстала высокая каменная стена, сложенная из плит черного мрамора, а в ней — бронзовые ворота, в решетке которых причудливо переплетались цветы и дубовые листья.
За воротами начинался чудесный сад. За ровными аллеями аккуратно подстриженных деревьев Лиз увидела промелькнувший силуэт лани, а в отдалении — маленькую китайскую пагоду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13