Однажды на каком-то приеме у ректора я
встретил своего школьного товарища, который давным-давно покинул
наш город и работал теперь системным программистом в какой-то из
фирм, разрабатывающих программное обеспечение. Мы разговорились,
и оказалось, что едва ли не основным его занятием являлось
создание программ автоматизированного раскрытия шифров. Я тотчас
же предложил ему совместную работу по расшифровке рукописи
Аггронуса, и он охотно согласился. Тогда мне это показалось
счастливой случайностью, но теперь-то я знаю, что без полученных
им вскоре результатов мне не пришлось бы так спешить, и я не попал
бы в результате впросак. Впрочем, теперь поздно сожалеть о
содеянном.
Короче, на другой день я выслал ему копии части текстов из
манускрипта Аггронуса, и уже через неделю к огромному своему
удивлению получил их полную расшифровку. В сопроводительном
письме мой товарищ сообщал, что, хотя для того времени система
шифровки была очень сложной и вряд ли поддающейся раскрытию,
теперь задача оказалась относительно простой и не потребовала
особых усилий. И далее он, в душе наверняка посмеиваясь, писал,
что совсем неплохо было бы использовать некоторые из предлагаемых
Аггронусом рецептов.
Нечего и говорить, что в тот же вечер я прочитал все
присланные им тексты. Засиделся, помнится, часов до двух ночи, а
наутро поднялся с больной головой и отправился читать лекцию
студентам. И надо же было такому случиться, что именно в тот день
к ректору приехали какие-то чины из министерства,и он завел их ко
мне в аудиторию! Если бы не они, все сошло бы гладко, я
отбарабанил бы как-нибудь лекцию, а потом бы поехал домой,
принял таблетку от головной боли и завалился спать. Но
присутствие этих министерских чинов почему-то настолько выбило
меня из колеи, что я начал сбиваться, мямлить и заикаться, чего
прежде со мной никогда не случалось, и закончил лекцию уже
совершенно нечленораздельно. Ректор сразу же попросил меня пройти
к нему в кабинет, и там, не стесняясь присутствия персонала
ректората, всех этих секретарш и мелких служащих, отчитал меня
перед этими типами из министерства как какого-то нашкодившего
студента, заявив под конец, что в случае повторения такой
скверной подготовки к лекции будет вынужден уволить меня из
университета. Это меня-то, которого меньше чем через год прочили
на место заведующего кафедрой средневековой литературы!
Я не помню, как вернулся домой. Все во мне кипело от ярости,
и, несмотря на сильную головную боль, я уже не помышлял об
отдыхе. Тоже мне, прихлебатель несчастный, думал я о ректоре,
вышагивая по комнате. Готов любого затоптать, лишь бы выслужиться
перед этими, из министерства! Ну я ему покажу, думал я, в ярости
размахивая кулаками, ну я ему покажу! И сознание того, что все
это лишь бессильные угрозы, только распаляло мое мстительное
воображение. Если бы только были силы, способные наказать этого
негодяя, думал я, все больше свирипея от мысли о своем бессилии,
если бы только хоть как-то удалось ему отомстить!
И тут взгляд мой упал на стопку листов с машинной распечаткой
расшифрованных текстов. Я не думал тогда, что все это серьезно,
что все это может сработать. Я не понимал, что совершаю что-то
непоправимое. Наверное, я просто бессознательно ощущал
необходимость хотя бы в символическом отмщении, чтобы как-то
успокоиться и прийти в себя. Поэтому я быстро просмотрел текст,
нашел нужный лист и внимательно прочитал его. Все было вполне
доступно - и воск, где-то хранились у меня две свечки из
настоящего пчелиного воска, и черная тушь, и даже гусиное перо,
которым следовало написать имя обидчика, используя специальный
алфавит, и прочая мелочь, присутствие которой казалось тогда
несущественным. Разумом понимая, что все мои действия в лучшем
случае можно было бы характеризовать как нелепое чудачество, я
возможно более точно исполнил все наставления Аггронуса, ни на
йоту не отступая от ритуала, всеми силами стараясь поверить, что
действительно совершаю акт возмездия.
Но, пронзая раскаленной иглой фигурку ректора, неумело
вылепленную мною из разогретого воска, я вдруг почувствовал, что
совершаю преступление.
Будто пелена упала с моих глаз, вся ярость куда-то
улетучилась, и в душе появилось ощущение пустоты и безысходности,
которое есть признак совершения чего-то непоправимого. Холодный
пот выступил у меня на лбу, и я вдруг заметил, что рука моя, все
еще сжимающая иглу - роковое орудие смерти - дрожит.
Но дело было сделано, слова заклятия были произнесены,
возврата назад уже не было. По крайней мере, одного я добился -
ярость моя улетучилась, и, хотя ее и сменила какая-то пугающая
пустота в душе, я сумел-таки убедить себя в том, что ничего
страшного не случилось, принял снотворное и лег спать.
Утром я встал совершенно разбитый и какое-то время даже не
вспоминал о происшедшем накануне. Совершенно автоматически поел,
оделся, запер квартиру и поехал в университет.
И лишь узнав, что накануне вечером ректор погиб в
автомобильной катастрофе, я почувствовал страх.
Я, конечно, не был уверен в том, что именно совершенное мною
действо повлекло столь страшные последствия. Все мое воспитание,
образование, жизненный опыт протестовали против такого
объяснения. Но точное совпадение по времени момента гибели с
моментом, когда я пронзал иглой его стилизованное восковое
изображение - точное, естественно, в тех пределах, в которых я
сумел это установить - опровергало все возражение против моей
причастности к его гибели, все доводы рассудка, которые я пытался
противопоставить ощущениям собственной души.
1 2 3 4 5 6 7 8