— Мне и самому казалось, что тут что-то большее. Но что?!
— Это и нужно узнать. Иначе никак мы ей не поможем. А она нуждается в помощи. Сильная — оттого и нуждается. Была бы слабой, все было бы проще.
И снова я услышал боль в устах Данилы, боль, идущую от самого сердца. И снова это стало для меня откровением. Казалось бы, Кристина — совсем чужой ему человек! Ну, что ему в ней?! И ведь не ее судьба решается в эти минуты, будущее мира зависит от успеха нашего дела. А Даниле на это словно бы наплевать. Человеку плохо, женщине…
*******
— Господи, что это?! — Данила схватился вдруг за живот и странным образом застонал.
Мы с Никитой испуганно уставились на него.
— Данила, что происходит?! У тебя что-то с животом? — я просунулся между передними сидениями, чтобы лучше его видеть.
Данила держался двумя руками за живот. И непонимающими глазами смотрел на него.
— Аппендицит был? — спросил Никита. Данила покачал головой в знак согласия:
— Был. Вырезали…
— А язва? Язву желудка не находили у тебя? — Никита высказывал новые диагностические предположения.
— Нет, не было… — еле выдавил из себя Данила. — Фууу… кажется отпускает. Ерунда какая-то.
Мы все еще раз тревожно переглянулись и продолжили путь. Прошло минут десять или пятнадцать.
— Черт, опять началось! — Данилу снова скрючило от боли.
— Опиши, что ты чувствуешь, — скомандовал Никита, не переставая гнать машину.
Не знаю я, никогда такого не было! Спазм прямо по всему животу… Дышать невозможно!
Безумная догадка пронзила мое сознание.
— У Кристины схватки начались, — сказал я, и тут же почувствовал, как нас заносит на скользкой дороге.
— Как?! Откуда?! — кричал Никита.
— Никита, держи машину! Держи машину! — Данила схватился за руль и помогал Никите справиться с управлением.
— Данила, попытайся сосредоточиться, — прошептал я. — Может быть, увидишь…
Данила закрыл глаза.
— Деревенский дом, бревенчатые стены… Большой диван, старый, кожаный…
— Что с ним?! — Никита на миг повернулся ко мне.
— Никита, следи за дорогой! — почти рявкнул я. — Он описывает то, что видит…
— Лоскутное одеяло, — продолжал Данила. — Круглый стол у окна… Окно ватой заложено… Зеркало! Большое, старинное, во весь рост зеркало! Слева от дивана!
— Что он так кричит? — спросил у меня Никита.
Похоже на то место, где Кристина может быть? Было в том доме, у бабки — зеркало во весь рост?!
— Да, есть там такое зеркало!
— Если Кристина в него посмотрит, то Данила сможет сказать ей что-нибудь… Она услышит. Подскажи ему, подскажи — что сказать!
Никита нервно заерзал на своем водительском месте:
Что же, что же ей сказать?…
—Она плачет, — сказал Данила, ощупывая свой живот. — У нее воды отошли! А-а-а…
Новые схватки Кристины снова на какое-то время передались Даниле.
Я посмотрел в зеркало заднего вида и увидел в нем залитые слезами глаза Никиты. Сомкнутые челюсти, напряженные желваки… Он выжимал из своей машины все, что было возможно. И кажется, более того. Нас мотало на поворотах, словно мы сидели не в машине, а в люльке какого-то аттракциона.
Вдруг я увидел, что Никита поднял руку и что-то показывает ей.
— Скажи! Никита, скажи ему! — закричал я.
— Данила, Данила… — Никита собирался с мыслями. — Знаешь колыбельную — «Ты у меня одна?..»
Данила кивнул головой.
— Спой ей! Спой, ей станет легче!..
Повисла небольшая пауза. Данила словно бы собирался с духом, и вдруг запел — тихо-тихо, еле слышно.
— Все будет хорошо, — сквозь зубы прошептал Никита, глядя на дорогу. — Все будет хорошо, Кристина. Я еду! Все будет хорошо!
Машина взревела на очередном крутом повороте, и мы выскочили с асфальтированной дороги на грунтовую.
«Видимо, мы уже близко», — подумал я.
*******
Нас трясло, как в миксере. Я закрыл глаза и, кажется, даже задремал. Моему взору откуда-то сверху предстала почти сказочная панорама. Ночь. Полная луна, на небосклоне россыпью лежат звезды. Густой лес, через него петляет дорога. Где-то вдалеке небольшая деревушка в десять, может быть, двенадцать домов.
По дороге мчится автомобиль, в нем три человека. Один дремлет на заднем сидении. Другой за рулем, он напряженно вглядывается в изгибы дороги. Держится за руль и временами смахивает с глаз слезы. Третий поет колыбельную, слова которой я слышу первый раз в своей жизни. Добрые, нежные, заботливые слова…
«Ты у меня одна, словно в ночи луна, словно в году весна, словно в степи сосна. Нету другой такой ни за какой рекой, нет за туманами, дальними странами.
В инее провода, в сумраке города, вот и взошла звезда, чтобы светить всегда, чтобы гореть в метель, чтобы стелить постель, чтобы качать всю ночь у колыбели дочь.
Вот поворот какой делается с рекой. Можешь отнять покой, можешь махнуть рукой, можешь отдать долги, можешь любить других, можешь совсем уйти, только свети, свети».
*******
— Приехали! — Никита буркнул себе под нос. — Выходить надо, застряла машина.
Мы бросили машину и дальше около двух километров бежали почти в полной темноте. Никита впереди, мы с Данилой за ним.
Деревушку освещало два тусклых фонаря. Слабый свет в окне покосившегося бревенчатого дома, полуоткрытая калитка…
Кристина сидела на полу, на лоскутном одеяле, облокотившись спиной на старый кожаный диван. Ее полузакрытые, отсутствующие глаза смотрели в огромное зеркало.
— Кристина! — Никита бросился к ней.
— Что со мной?.. — шептали ее губы. — Где я?..
— Любимая! Господи…
— Никита — ты?… — она смотрела на него непонимающим, не то испуганным, не то счастливым взором. — Никита…
Никита подхватил ее на руки и двинулся к выходу. Кристина обхватила его шею, жадно вдыхала запах его волос, ощупывала его лицо, целовала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30