Интересный тип. Даже любопытно становится. – Он снова внимательно посмотрел на Юрека. – Страшно? – И кивнул, как бы отвечая за него. – Понимаю тебя. Но не думай, будто я стану применять методы инквизиции или старого ГПУ, о котором ты, конечно, слышал… Нет, у нас нет тут колес, ремней, кольев, углей, щипцов… – Между тем один из агентов вышел из комнаты. – Мы не используем электроды, не вырываем ногти, не прижигаем яички. Мы хитрее. Наши ученые… – Он обернулся к открывшейся двери, в которой появилась медсестра с подносом в руках. – Наши ученые придумали мучительные инъекции.
Уэйн взглянул на шприцы и ампулы, лежавшие на подносе, взял одну из них и показал Юреку.
– Видишь эту серую жидкость? Она сделает тебя сумасшедшим. Никто не выдерживает. – Он вопросительно посмотрел на него. – Так будешь говорить или нет?
Юрек медленно покачал головой и произнес:
– Если можешь, подожди немного.
– Не могу.
Агенты крепко ухватили Юрека за плечи, он, впрочем, и не сопротивлялся. Медсестра перевязала ему предплечье резиновым жгутом и посмотрела на Уэйна, тот, словно зачарованный, продолжал рассматривать ампулу на свет.
– Жидкость серая, как время. Без цвета, без запаха. Мучительная инъекция.
Юрек по-прежнему сидел недвижно, сжав губы.
Уэйн знаком велел медсестре продолжать. Игла маленького шприца легко вошла в набухшую вену Юрека.
– Это в память о моем друге Фрэнки, – сказал Уэйн. – Теперь твоя очередь. Запомни, минуты сейчас покажутся тебе вечностью. Когда же надоест мучиться, дай знать. И если согласишься говорить, велю ввести антидот. Тогда сразу почувствуешь, что возвращаешься к жизни, и посмотришь на меня с бесконечной благодарностью. И заговоришь, ох, вот уж это точно – заговоришь!
Юрека положили на кушетку, связав руки и ноги.
– Да, должен предупредить, – добавил Уэйн, – антидот действует, только если его вводят в течение нескольких минут. Иначе мозг так и останется опустошенным.
В пижаме, взлохмаченный, плохо соображая со сна, американский вице-консул в Риме дотянулся до телефонной трубки и, выслушав собеседника, звонившего ему из Вашингтона, вскипел, не очень хорошо поняв, что ему говорят:
– Да что за глупости! – Продолжая слушать, он с тревогой взглянул на спавшую рядом жену. – Что? Да нет, этого не может быть! – Он сел в кровати, теперь уже окончательно проснувшись. – Да, конечно, заместитель государственного секретаря… Никаких осложнений… Сейчас же позабочусь.
Он положил трубку и вздохнул, понимая, что спать больше не придется. Неприятность, похоже, была весьма серьезной. И как раз в отсутствие посла. Он сунул ноги в домашние туфли и машинально взглянул на портрет президента Соединенных Штатов, висевший на стене.
В это же время пожилой коренастый человек с серыми, коротко постриженными волосами, военный советник советского посольства в Риме, вошел в кабинет, застегивая пиджак. За столом сидел чиновник, говоривший по телефону, явно робея, потому что звонок был из Москвы.
– Да… да… да…
Военный советник выхватил у него трубку:
– Григорий, это я… Не понял, повтори… – Он выслушал и вздрогнул, с испугом посмотрев на чиновника, который словно окаменел, глядя на портрет Брежнева, занимавший полстены.
Боль была нестерпимой. Словно ввинчивали в мозг толстый винт. Глаза Юрека остекленели, изо рта пошла пена, он с трудом дышал. Тело его содрогалось в конвульсиях, отчаянно пытаясь высвободиться, щиколотки и запястья кровоточили. Он издавал негромкий, непрекращающийся стон. Снова конвульсии, снова нестерпимая боль, но немного другая, на какое-то мгновение она сменилась облегчением, ясностью сознания. Он увидел склонившиеся над ним искаженные лица медсестры и Уэйна.
– Видишь меня? Узнаешь? – закричал Уэйн. – Да, возвращается сознание, сейчас ты еще способен соображать. Так что давай поговорим. Скажи мне, кто ты.
Юрек обливался потом и лихорадочно мотал головой:
– Хватит. Хватит.
– Откуда ты взялся? Тебе платят или работаешь за идею?
Взгляд Юрека попытался задержаться на лице медсестры: совсем юное, миловидное, отстраненное, профессионально бесстрастное. Прядь рыжих волос выбилась из-под белой шапочки.
– Помогите мне… Еще время… время… время… Мучительно страдая от нестерпимой боли, Юрек бредил, его мозг отчаянно хватался за повод: время. Он ожидал чего-то, что должно было произойти со временем.
– Скоро закончится. Как только пожелаешь, – сказал Уэйн, тоже весь в поту. – Зависит от тебя, только от тебя. Как тебя зовут? Имя?
– Время… время…
– Как ты прошел в аэропорт? Как смог прицелиться в Хагена в темноте? Кто послал тебя? Какова политическая цель твоего преступления?
Юрек передернулся в конвульсиях, словно от электрического разряда. Его мокрое от пота лицо, исказившись от боли, превратилось в жуткую, чудовищную маску, на которую невозможно было смотреть.
Уэйн не дал ему передышки.
– Я знаю, что сейчас ты понимаешь меня. Решайся наконец отвечать, а то будет поздно. Видишь? – Он указал на поднос со шприцем и ампулами, стоявший рядом, на стуле. – Тут и начало, и конец. Могу удвоить дозу, и твой мозг взорвется, превратишься в хлам, в разбитую куклу. Или же введу антидот, тогда ты свободен и счастлив. У тебя только одна жизнь, чего ты медлишь?!
Юрек сжал губы и, мыча, несколько раз покачал головой.
– Да ты, я вижу, твердый орешек. Ладно, пойдем до конца.
Зазвонил телефон. Юреку звонок показался необычайно громким, и звучал он все громче и громче, пока не сделался нестерпимым, режущим и острым.
Среда, 15 ноября
В холодном и строгом помещении архива Министерства обороны за столом, заваленным бумагами, сидел полковник Танкреди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78