Я знаю миллион кретинов, у которых есть отец. Люди говорят подобные вещи, вообще не задумываясь, и считают, что прекрасно все объяснили. У него нет отца, значит, он убийца – это то же самое, что сказать: он живет в доме из красного кирпича, значит, он пожарный.
Неотразимая полицейская логика.
Снова фотки. Они, кажется, взялись свести бедную маму с ума.
– Видите, сеньора, он выстрелил прямо в лицо, а у этого человека семья есть. Какой стыд!
– Да я знаю, сынок, знаю.
Она даже не понимала, что говорит: полицейский был по меньшей мере лет на десять старше ее.
Моя мать – очень молодая. И очень красивая.
– Этого вам лучше держать на поводке.
Я сидел в углу и не говорил ни слова.
Я соскальзывал с их кожаного кресла, чуть на пол не падал, но не решался раскрыть рот.
Все это выглядело так, как будто в доме жили два кота и один из них съел канарейку. Я был вторым котом.
А мир полон канареек.
5
– Может быть, это я тебя убью.
Не успел он закончить фразу, а фуражка уже слетела с головы охранника. Один-единственный выстрел, самый первый. Почти случайный.
Охранник упал назад, все лицо его было в копоти. После этого он уже не особенно шевелился.
Не знаю, приходилось ли вам бывать в таких местах, где продается все, что угодно: иностранные журналы, виски, цветы, банки с супом, видеокассеты – не важно, главное в том, что охранники в таких местах – самые страшные мудаки на всем белом свете.
Эта штука работает так: ты что-нибудь покупаешь, тебе дают чек, ты заходишь в бар выпить, теряешь чек, пытаешься выйти из здания, тебя хватает охранник, просит предъявить чек, чека нет, поднимается визг, а потом ты смотришь на него и хочешь его пристрелить.
Он добавил кое-что от себя.
Ты вытаскиваешь автоматический пистолет, черный, как преисподняя, и сносишь этому типу башку.
6
Видели бы вы, как он водил машину! Никто не умел так водить, он научился этому сразу же, как только сел за руль. Он мог вертеть машину во все стороны, как в кино. Казалось, это было у него в крови. Но я-то знаю, что кровь тут ни при чем, ведь его мать водит ужасно. Он всегда знал, на что машина способна. Даже когда казалось, что он вот-вот врежется, никуда он не врезался. Поэтому в конце концов ты начинал чувствовать себя рядом с ним так безопасно, как ни с кем другим.
– Смотри, сейчас я поверну.
Кишки уже чуть не выскакивали из ушей, когда он выжимал тормоз до конца и ловил этот поворот, как ловят гребень волны.
Был момент, когда мы ехали на двух колесах.
– Блин, ты это видел? Ты видел это, гном?
Он всегда называл меня «гном». Эта кличка совсем не казалась мне смешной, но так уж он меня называл.
И не из-за роста: я был на два года младше, но почти такой же высокий, как и он. Мамина машина постепенно теряла скорость и наконец совсем остановилась. Прямо перед музыкальным магазином. Он обещал, что мы вместе съездим за дисками. Вот мы и приехали.
– Не дрейфь, все уже позади.
Это было очень на него похоже: сперва напугать до полусмерти, потом подбодрить.
Мы вошли в магазин, у них там было полно всякой всячины, даже совсем старые диски, которые мы давно искали. Насчет музыки вкусы у нас совпадали, нам всегда нравилось одно и то же. Он знал больше меня, но, если новую группу находил я, он почти всегда на нее западал.
Денег у нас было мало, поэтому мы взяли только последний диск «Нирваны». Вскоре после этого Курт Кобейн покончил с собой, а дней через десять случилась и наша история. Все, конечно, старались привязать одно к другому, хотя на самом деле две эти штуки никак между собой не связаны.
Вы бы послушали, что за вопросы они мне задавали. Охренеть можно. Они говорили как ни в чем не бывало: «Твой брат – убийца», словно, услышав такое, можно спокойно жить дальше.
«Кровь, пролитая ангелом смерти» – а все из-за того, что он был красивый. Их просто бесила его красота: поскольку он чудовище, он должен быть безобразным. Да, так они смотрели на вещи.
Вот чего я им не сказал ни разу: «Господа телевизионщики, а не отправиться ли вам в жопу?»
В тот день, когда мы узнали про Кобейна, через три дня после того, как он пальнул себе в рот, брат сказал мне:
– Есть много способов покончить с хорошим парнем: одни у всех на виду, о других никто никогда не узнает.
7
– Тебе никогда не спрыгнуть с этой ветки.
– Никогда.
В том, что касалось всяких там подначек, мой брат был гением.
– Почему бы вам обоим отсюда не убраться?
Чужой мальчик взял палку и потряс ею перед моим носом. Как будто собаку пугал.
Брат бросился на него так быстро, что никто ничего не понял. Через секунду они уже катились по земле. Потом тот мальчишка заорал, как будто ему горло грызли. Дело было в том, что брат действительно грыз ему горло. Когда их растащили, он посмотрел на меня, он был доволен. Я тоже. Я знал: что бы ни случилось, я всегда могу на него рассчитывать. А потом являются эти, с огромными черпаками, и начинают месить дерьмо. А еще хотят, чтобы ты им помогал.
Я сделал все, что мог, ради мамы – на нее, бедную, и смотреть было страшно, – но никто не скажет, что я когда-нибудь плохо говорил о своем брате.
В еженедельных новостях нам посвятили почти полчаса. Мама была великолепна, настоящая киноактриса. Я надел его кожаную куртку, мне она была великовата. Нас посадили на сцену, перед целой кучей народа. Они принялись аплодировать, как только нас увидели, меня и маму, и потом хлопали каждый раз, когда мама, или я, или ведущая программы хоть немного повышали голос.
– Кто даст гарантию, что брат ангела смерти не окажется таким же чудовищем?
Аплодисменты.
Мама посмотрела на меня, в ожидании, что я отвечу на вопрос. Потом камера наехала на меня, и я не смог произнести ни слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20