Вместо этого он ляпнул явную ахинею, от которой всегда толку больше:
– Не могу.
В глазах Джексона засветилась надежда:
– Правда?
– Никак не могу. Смотри сам: сегодня я чувствую себя хорошо. До завтра заболеть не успею. Чтобы умереть, надо какое-то время.
– А вдруг на машине столкнешься?
Ага, влип, идиот… Автокатастрофа прерывает жизнь в любом возрасте и состоянии здоровья.
– Не-а.
– Почему?
– А некуда завтра выезжать.
– А послезавтра?
– И послезавтра.
– А за продуктами?
– У нас тонна продуктов.
О смерти от истощения в случае невыезда за продуктами Такер не хотел думать. Думал он о своем возрасте и о своей близкой смерти, думал, что жизнь унеслась прочь, а он и не заметил.
Давным-давно Такер обещал себе засесть с листом бумаги и попытаться осмыслить десятка два последних лет жизни. Записывать слева годы, а напротив – словцо-другое о том, чем занимался, чем интересовался в течение этих двенадцати месяцев. Конец 80-х отметит слово «пьянка» с прочерками в остальных строках. В те времена он иногда еще хватался за гитару или авторучку, но чаще тупо глазел в телеэкран да заливал в глотку скотч – до посинения, затемнения, отключения… Затем появились бы другие, более здоровые слова: «рисунок, живопись», «Купер и Джесси», «Кэт», «Джексон»… Но их недостаточно, чтобы оправдать такое множество пролетевших месяцев. Сколько времени он провел в крохотной квартирке-студии в «живописный» период? Полгода? А когда родились сыновья… Он гулял с ними, да, конечно, но куда больше времени с ними занималась мать или они спали… а он наблюдал. Что ж, наблюдение – тоже какое-то занятие. Полезная деятельность. Несовместимая с иными занятиями.
Иногда он задумывался над тем, что написал бы его отец, если б сел с авторучкой перед листом с перечнем прожитых лет. Долгую жизнь прожил, насыщенную. Трое детей, здоровая семья, прочный брак, собственное дело (химчистка). Что бы он написал напротив, скажем, лет с 1961-го по 1968-й? «Работа»? Одно слово, предельно точно отражающее семь лет жизни. И Такер знал, что напротив 1980-го он написал бы: «Европа». Может быть, даже «ЕВРОПА!». Долго он ждал этих каникул всей жизни, длившихся всего месяц. Четыре недели из пятидесяти двух. Такер не пытался сгладить различия, отца он однозначно ставил выше себя. Но каждый, кто пытается таким образом подвести итог, удивляется тому, сколько месяцев и лет незаметно проходят впустую.
Плаксивое настроение не покидало Джексона всю вторую половину дня и начало вечера. Разревелся, проиграв Лиззи в крестики-нолики, ревел по поводу мытья головы, ныл, когда родители не дали размазать мороженое в шоколадном сиропе, и без конца оплакивал Такера. Ему хотели разрешить поужинать со взрослыми, но он настолько измотался, что заснул чуть ли не стоя. Уложив Джексона, Такер понял, что использовал его в качестве живого щита, маленького, но весьма эффективного, и что теперь он этого щита, увы, лишился. Спустившись вниз и подходя к Кэт и Лиззи, сидевшим в саду, он услышал, как Кэт сурово изрекла:
– Да, от него этого вполне можно ожидать.
– Чего и от кого? – бодренько спросил Такер.
– Лиззи как раз рассказала мне, как ее мать угодила в больницу после того, как ты ее бросил.
– Гм…
– Ты мне об этом не рассказывал.
– Речь не заходила.
– Смешно…
– Не очень, – возразила Лиззи.
И пошло-поехало. Кэт решила, что она уже достаточно освоилась со своей новой падчерицей, чтобы без утайки поведать о плачевном состоянии своего брака. В обмен она получила от Лиззи столь же искреннюю оценку ущерба, причиненного Такером – точнее, его позорным дезертирством. Во время рассказа Лиззи прикрывала свое еще совершенно не изменившее объема чрево обеими руками, как будто защищая плод от возможного нападения вооруженного кинжалом Такера. Такер изображал на физиономии смесь сочувствия и запоздалого раскаяния, время от времени с мудрым видом кивал головой, а то и, когда обе женщины сурово глядели на него, смиренно опускал взгляд. Защищаться смысла не имело, да он и не представлял, какую линию защиты следовало бы избрать. В рассказываемые ими истории вкрались две-три фактические ошибки, но настолько несущественные, что не было смысла поправлять. Так, Натали рассказала Лиззи, что он спал с другой женщиной в ее квартире. Место она указала неверно, но это не аннулирует факта измены, где бы он с этой другой женщиной ни спал. Единственным объяснением, если и не оправданием, могло служить с его стороны признание: «Пьян был». Этот рефрен можно было бы повторять чуть ли не после каждой фразы, но что толку?
По завершении беседы Такер отвел Лиззи в ее комнату и пожелал спокойной ночи.
– Обиделся? – спросила та на прощание, скроив участливую мину, как будто сочувствуя мучившей его интенсивной изжоге.
– Ничего, ничего. По заслугам.
– Надеюсь, у вас с Кэт все наладится. Она хорошая женщина.
– Да-да. Спасибо. Спокойной ночи.
Такер спустился вниз, но Кэт уже ушла, воспользовалась его отсутствием, чтобы отправиться в постель без него и без объяснений. Чаще всего они спали в разных комнатах, но на данной стадии их весьма своеобразных отношений обычай этот считался неустоявшимся, и каждый вечер они мимоходом обсуждали или хотя бы упоминали этот вопрос. «Один сегодня не соскучишься?» – полувопросительно бросала Кэт, и Такер молча кивал или пожимал плечами. Пару раз, после особо бурных объяснений, казалось грозящих разрывом, он врывался за ней в их общую спальню, и в конце концов, после расшвыривания подушек или без такового, ключ общения менялся. Сегодня, однако, об общении речь не шла. Кэт просто исчезла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85