Рональд последовал за ней. Не глядя на него, она отвела в сторону свисающие стебли вьюнка и, пригнувшись, чтобы протиснуться сквозь заросли кустов, снова осторожно двинулась вперед. Было бы ужасно, если бы обычная неуклюжесть подвела ее именно сейчас!..
Все вокруг заросло — верный признак того, что с прошлого года здесь никого не было, и Милли почувствовала удовлетворение при мысли о том, что это все еще только ее место.
Она выпрямилась во весь рост, стараясь держаться на безопасном расстоянии от догнавшего ее Рональда. Он молча осмотрелся и тихим голосом произнес:
— Фантастика!
Они стояли на затерявшейся среди гор, поросшей травой площадке. Окружающие ее скалы были покрыты мхом, вереском и ползучими стеблями вьюнка, и этот небольшой пятачок земли был словно отгорожен от остального мира. Ниже текла маленькая, быстрая речка, начало которой давал водопад, каскадом низвергавшийся со скал, расположенных высоко над их головами. Вода пенилась и кружилась вокруг попадающихся на ее пути скал, но оставалась спокойной, чистой и прозрачной у берега.
Рональд неспешно разглядывал все вокруг. Милли вдруг с ужасом подумала о том, что он, возможно, представляет окружающую их природу как возможную площадку для киносъемок. Пальцы ее сжались в кулаки. Только бы он этого не сказал, взмолилась она.
Она испытала огромное облегчение и была приятно удивлена его словами.
— А ты когда-нибудь берешь сюда флейту?
— Иногда. А что? — Милли совсем расслабилась.
— Представляю, как ты играешь здесь — для диких животных и горных вершин.
— Здесь не так уж много диких животных — разве что какая-нибудь белка. А горы слишком далеко, чтобы слышать меня.
Он тихо засмеялся, укоризненно качая головой.
— Любому, кто услышал бы эти слова, показалось бы, что ты не романтик.
Это, сразу же отметила про себя Милли, была опасная тема. Встав на колени, она принялась деловито распаковывать припасенные для пикника продукты.
— И был бы прав, — сказала она, не поднимая головы.
— Это несправедливо, — заметил Рональд, опускаясь на траву рядом с ней. Его голос звучал, словно растопленный мед, и в нем слышался намек на смех, который она никогда, теперь уже никогда, не сможет забыть. — Одинокая леди, играющая на флейте, с внешностью, о какой можно только мечтать, и при этом не верит в романтику. Такое сочетание должно быть просто запрещено законом!
Милли так и застыла с ножом в руках. Рональд, приподняв бровь, вопросительно посмотрел на нее. Через мгновение она справилась с собой и снова принялась нарезать сыр. Только когда он принялся за еду, она сказала, тщательно подбирая слова:
— Просто я рано столкнулась с обратной стороной романтики.
— Каким образом?
— Моя мать была очень романтична и потому не слишком счастлива. Как и мой отец. И отчим.
— Да-да. — Он подождал, пока она устроится поудобнее и возьмет в руки бутерброд. — Что-то вроде этого я и предполагал, — продолжил он с легким оттенком превосходства. — Но что же все-таки случилось с твоей матерью? Одна большая и пагубная страсть? Или множество мелких связей?
— Много больших и пагубных связей, — ответила Милли. — У нее был действительно необыкновенный голос, такой, что люди сразу влюблялись в него, даже не зная ее саму. Внешне она тоже выглядела великолепно: пышная красавица с тяжелыми каштановыми волосами и огромными прекрасными глазами.
Склонив голову набок, Рональд разглядывал ее мальчишескую фигурку.
— Да, она была совсем другой, — согласилась Милли с его не высказанным вслух комментарием. — Я больше похожа на отца, еще одного тощего воробышка.
Он фыркнул от смеха.
— Так кем же был твой худощавый отец? Одним из поклонников матери, и только?
— Вовсе нет. Он органист, и в своей области знаменит не меньше, чем она. Но моя мать именно блистала, — пояснила Милли, не сознавая, что в ее словах звучит легкий оттенок грусти. — Ты бы понравился ей.
— Спасибо, — с иронией ответил Рональд. — Пожалуйста, передай мне оливки. — Он взял из ее рук баночку и продолжил расспросы:
— А потом появился столь же блистательный отчим? У него определенно живое воображение. По крайней мере, если судить по отделке комнаты.
Милли вспомнила, как Рональд разглядывал херувимов на фоне бледно-голубого райского неба, изображенных на потолке спальни Пита, и рассмеялась. От этого она вдруг почувствовала себя лучше.
— Он был значительно старше мамы и тоже знаменит. Она была просто ослеплена… на какое-то время.
— А затем? — подсказал Рональд.
— А затем ей захотелось развлечься — ходить на танцевальные вечера, видеть молодых мужчин у своих ног, забыть, что у нее есть дочь-подросток…
— Мне это знакомо, — сказал Рональд. — Так что же все-таки случилось с ней? Она сбежала от Пита?
Милли криво улыбнулась.
— В конце концов — да.
— Ты переживала?
— Не совсем так. Ведь это было облегчением, потому что мы все наконец-то определились. Я никогда не держала на нее зла. Она умерла от какой-то разновидности гриппа, даже не позволив своему другу вызвать врача.
Рональд сделал движение, как будто хотел накрыть ее руку своей, но затем остановился. Его густые, хорошо очерченные брови сдвинулись. Он посмотрел себе на руку, словно она была ему чужой, и что-то пробормотал себе под нос. Милли не разобрала, что именно, но ей показалось, что он сердится.
— Расскажи мне что-нибудь еще про своего отца, — попросил Рональд после минутного молчания. — Ему тоже хотелось танцевать ночи напролет, забыв о том, что у него есть дочь?
— Боже мой, конечно же нет! Он никогда не позволяет своим подругам вставать между ним и его музыкой, а порой вообще не замечает их присутствия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47