Юлиан посмотрел на горку, возвышающуюся под полотенцем, и тяжко вздохнул:
– Увы, но над этим я властен не более чем над выбором места и времени своего появления.
– Что ж, вот дверь, – Грейс указала пальцем нужное направление. – Не ушибись головой о косяк, когда будешь выходить.
– Поверь, если бы я мог уйти, я бы тут же это сделал.
Грейс заколебалась.
– Ты хочешь сказать, я не могу пожелать, чтобы ты убрался обратно в книгу?
– Боюсь, что нет. – Юлиан медленно поднялся. За долгие столетия такое случилось с ним впервые. Все, кто призывал его ранее, прекрасно знали, с кем имеют дело, и горели желанием провести месяц в его объятиях, используя его тело для собственного удовольствия. И вот впервые он встретил женщину, которая не хотела близости с ним.
Это было почти унизительно.
Неужели проклятие теряет силу? Неужели он наконец-то сможет обрести свободу?
Впрочем, к чему напрасные мечты. Когда греческие боги наказывают, то они делают это изящно и с такой ненавистью, что даже два тысячелетия бессильны растопить их гнев.
Однажды, давным-давно, Юлиан уже пытался бороться с проклятием; тогда он еще верил, что сможет стать свободным. Но две тысячи лет страданий научили его одному – смирению, и, как истинный солдат, каким был когда-то, он принял свою кару с честью.
Он картинно раскинул руки в стороны:
– Можешь делать со мной все, что пожелаешь. Только скажи, и я доставлю тебе любое удовольствие.
– Тогда уходи.
– Этого я сделать не могу.
– Но почему? – Грейс принялась раздраженно ходить по комнате. Ее гормоны пришли наконец в норму, и в голове прояснилось. Теперь оставалось только найти выход. Но как ни пыталась она придумать хоть что-нибудь, ничего не приходило ей на ум.
Что она будет делать с ним целый месяц?
Грейс представила себя в постели с Юлианом. Его волосы накрывают их балдахином, и он погружается в нее все глубже и глубже…
– Мне кое-что нужно… – подал голос Юлиан. Она повернулась и посмотрела ему в глаза.
Как легко было бы сдаться, но это неправильно. Она отказывалась пользоваться им, как… Нет, она даже думать об этом не хотела.
– Чего ты хочешь? – спросила она.
– Поесть, – просто сказал Юлиан. – Если ты не желаешь воспользоваться мной прямо сейчас, то я бы хотел поесть. – По его недовольному взгляду Грейс поняла, что он не любит просить о чем-либо.
Только тут она сообразила, что как бы все это ни казалось дико для нее, для него все вышло еще хуже. Каково это, когда тебя выдергивают из привычного состояния и бросают бог знает куда. Просто ужасно.
– Ладно. – Грейс сделала своему нежданному гостю знак следовать за ней, а когда они оказались на кухне, открыла холодильник и позволила ему заглянуть внутрь.
– Выбирай. Что тебе больше нравится?
Вместо того чтобы присмотреть себе что-нибудь вкусненькое, Юлиан отвернулся от холодильника.
– У тебя не осталось пиццы?
– Пиццы?
Откуда он может знать про пиццу? Впрочем, они с Селеной говорили о еде и о том, что хорошая пицца запросто заменит секс.
Грейс покраснела.
– Ты нас подслушивал?
На его лице не дрогнул ни один мускул.
– Раб любви слышит все, что говорят рядом с книгой.
Она почувствовала, что еще немного, и ее щеки вспыхнут огнем.
– Нет у меня никакой пиццы, – буркнула Грейс. Сейчас ей больше всего хотелось засунуть голову в морозильник, чтобы остудить ее хоть немного. – Зато есть немного спагетти с курицей.
– А вино?
Она кивнула.
– Ладно, спасибо и на этом.
Его командный тон чуть не вывел Грейс из себя. Тоже мне Тарзан нашелся. Она терпеть не могла подобных разговоров.
– Знаешь, что, дружок, я тебе не кухарка. Будешь со мной так разговаривать, ничего, кроме овсяных хлопьев, не получишь.
– Овсяные хлопья? – Юлиан удивленно приподняв бровь.
– Ладно, проехали. – Все еще чувствуя раздражение, Грейс достала спагетти с курицей и приготовилась разогреть блюдо, в то время как Юлиан, сев за стол, стал пристально наблюдать за ней. Все-таки жаль, что у нее нет овсяных хлопьев.
– И как давно ты прячешься в этой книге?
Юлиан продолжал сидеть, словно статуя; никаких эмоций, вообще ничего. Если бы Грейс не знала правды, то решила бы, что он робот.
– Последний раз, когда меня призвали, на дворе стоял одна тысяча восемьсот девяносто пятый год.
– Да ладно! – Грейс быстро засунула блюдо с едой в микроволновку. – Тысяча восемьсот девяносто пятый? Ты это серьезно?
Он кивнул.
– А какой шел год, когда тебя поймали в эту ловушку?
По лицу Юлиана пробежала такая неудержимая волна гнева, что Грейс вздрогнула.
– Сто сорок первый до Рождества Христова по вашему летосчислению.
У нее округлились глаза.
– Сто сорок первый до Рождества Христова? Боже правый! Так, значит, ты действительно Юлиан Македонский из той самой Македонии?
Он коротко кивнул.
Грейс медленно закрыла микроволновку и включила ее. У нее путались мысли. Это просто невозможно, потому что такого не бывает никогда!
– А как тебя упекли в книгу? Кстати, у древних греков не было книг, верно?
– Изначально меня замуровали в манускрипт, который позже поместили в переплет, дабы защитить от тлена, – мрачно сказал Юлиан. – А что до причины проклятия, то всему виной мое вторжение в Александрию.
Грейс нахмурилась – для нее все это было лишено смысла.
– Разве наказывают за то, что кто-то вторгся в город…
– Александрия – это не город. Так звали девственницу для Приапа.
Все равно непонятно. Потерянная девственность и жизнь в заточении – что тут общего?
– Ты изнасиловал девственницу?
– Я ее не насиловал. – Юлиан встретился с Грейс взглядом. – Все было по обоюдному согласию, можешь мне поверить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69