Я думала, может быть, Женни? Потом поняла – это неточно. Ты на самом деле похожа на Еву. Я узнала у Марии, как по-русски будет имя, которое по-английски мы произносим «Ив». Я хитрая, да? – Она рассмеялась. – А Женни – она поморщилась, – так звали жену Карла Маркса. Перед поездкой сюда я гуляла по Хайгетскому кладбищу. Это в Лондоне, он там похоронен. Но Маркс мне не симпатичен, – она поморщилась, – никогда не любила мужчин с бородой. Они все себе на уме. – Айрин так скривилась, что Евгения расхохоталась. – Мы засели в песке, понимаю, – промурлыкала она. – Но наш идол, Лоуренс Аравийский, боготворил песок. Я думаю, он любил его за подвижность, изменчивость, обещание нового. Я размышляла над этим, потому что долго не могла понять, почему сестры-основательницы назначили его покровителем. – Она тихонько рассмеялась. – Я поняла – все дело в песке… – Она снова рассмеялась. – Давай поговорим о любви.
– О… чем? – Евгения убрала руки с поручня коляски.
– Можно вообще о любви. Можно – о твоей. – Айрин закинула голову, чтобы увидеть лицо девушки. – Я кое-что узнала об этом явлении за свою долгую жизнь. Должна сказать: у тебя все признаки заразной женской болезни.
Евгения вспыхнула. Она хорошо знала английский, но различать оттенки английского юмора непросто. Женская болезнь? Это намек? На что?
– Как я заметила? – продолжала Айрин. – Очень просто. Любовь изменяет сознание. Заболевая любовью, мы уходим в нее от обычных забот. От сильного жара сердца почти ничего не замечаем вокруг. Например, зыбучий песок, в который ты меня вкатила. Ха-ха-ха!
– Простите, Айрин, – пробормотала Евгения. – Я сейчас…
Она схватилась за поручни коляски, толкая ее что было сил. Но колеса все глубже зарывались в песок.
– Ничего, все в порядке. Мне нравится наше маленькое приключение. Оно позволяет говорить с тобой так, как я не разрешила бы себе на твердой почве. Итак, Ева, ты повезла меня по вашему утреннему маршруту, – улыбалась Айрин. – Я права?
Да откуда она знает? Внутри Евгении вспыхнул пожар. Огонь со скоростью пламени, пожирающего леса, поля, дома, поднимался откуда-то с самого низа живота вверх, к щекам, которые уже пылали.
– Вы видели меня, то есть нас, в окно? – догадалась она.
– Нет, дорогая, я сплю, когда вы гуляете. Просто я сама много раз ходила дорогами любви. – Айрин снова рассмеялась. – Если ты однажды прошла по одной из них и в конце получила удовольствие, – она умолкла на мгновение, – это занятие влечет тебя снова и снова.
Айрин резко повернулась. Поля шляпы надежно прикрывали ее лицо от солнца. Обычно оно беспощадно высвечивает каждую морщинку, открывая чужому взгляду даже едва наметившуюся. Но лицо Айрин оставалось в тени, и Евгения увидела другую женщину – втрое моложе и очень красивую!
– За нами наблюдают, – заметила Айрин.
– Где? Кто? – поспешно оглянулась Евгения, покраснев.
– Он на камне, дорогая. Вон там, – она грациозно подняла руку, тонкие браслеты в цвет золотого песка нежно зазвенели – рука дрожала от болезни. – Там…
Евгения посмотрела. Да, это он. Костя стоял на самом мысу, уходящем далеко в море.
– У меня сильная дальнозоркость, – прошептала Айрин, будто сообщала вселенскую тайну. – Я вижу без бинокля то, чего не видит никто. А у Костаса, или Кости, как ты называешь его по-русски, бинокль.
Сердце Евгении ухнуло вниз. Оно докатилось до самых бедер, от этого удара в них снова что-то вспыхнуло, взорвалось, отчего огонь, почти погасший, запылал с новой силой.
– Этот огонь полезен, – насмешливо заметила все видящая Айрин. – Нет-нет, я ничего не заметила в тебе, но я могу похвастаться. Кроме дальнозоркости я обладаю прекрасной эмоциональной памятью. – Айрин подняла руку, прошлась ею над сердцем, потом по животу и нырнула к бедрам. – Вот этот путь, верно?
Евгению знобило.
– То же самое происходило со мной шестьдесят семь лет назад. В Африке. Мой будущий муж стоял вот так же вдали, как этот молодой человек. Ах, как он сложен! О таких говорят банальности, вроде той, что он похож на греческого бога, – она усмехнулась. – Мой будущий муж стоял на скале и сквозь окуляры бинокля обозревал окрестности. Он работал кладоискателем, как я называла его занятие, или геологом, как называли остальные. Я жаждала, чтобы он увидел в окуляры меня.
– Вы хотели стать его кладом? Находкой? – наконец Евгения расслышала ее.
Айрин расхохоталась.
– Точно. Я стала ею. Итак, иди к нему, я посижу здесь. Потом вы отвезете меня обратно.
– Вы не будете скучать? – спросила Евгения.
– Нет. Я стану думать о вас. Я позволю себе самые разные фантазии… – Она подняла дрожащую руку и сделала неопределенный жест. – Я буду вспоминать…
Евгения откатила ее под пляжный зонтик, похожий на африканское бунгало своей тростниковой крышей. И побежала к Костасу.
– Привет! Старушка отпустила меня к тебе, – объяснила она.
– Мудрая старушка, – заметил он, протягивая к ней руку. Он провел пальцами по ее плечу, открытому для солнца. – Ты загорела. Красиво, – сказал он. Потом обнял за плечи и прижал к себе.
– Ты что? Она же видит!.. У нее дальнозоркость.
– Я не могу позволить тебе упасть в море. Без меня.
– Только с тобой? – тихо спросила она.
Он прижал ее к себе еще крепче. А через секунду она была мокрая с головы до ног. Он тоже.
Евгения била руками и ногами по соленой воде, хохотала, его тело вжималось в ее тело, оно требовало впустить в себя его любовь… Снова тем же, привычным путем… Как права Айрин, когда говорила о том, что дорогами любви хочется проходить снова и снова…
Они уже прошли такой путь с Костасом впервые на рассвете, на песке, когда ее крик слился с криком чаек.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10