– Она прижала ладони к лицу, но щелочку между пальцев все же оставила. – Понимаешь, я дала бы обет и стала монахиней ровно через десять дней, если бы… если бы не тот человек, Роберт. Я тебе говорила о нем. С ним ничего не выйдет, – добавила она быстро и вздохнула, – хотя теперь дело даже не в нем самом, а в моих чувствах к нему. Я не могу от них избавиться. Очень стараюсь, но не могу. Наверное, это любовь? Пусть будет любовь, но тогда я не пойму, что люди в такой любви находят. Одним словом, если это любовь, а я не могу от нее избавиться, то и в монахини мне идти нельзя. Не имею права, так ведь?Майки закивал снова, до того усердно, словно решил расстаться с головой.– Предположим, я дам обет. Но что меня заставило бы? То, что мне никто не нужен, кроме Роберта, а с Робертом все кончено, – значит, можно и монашкой стать. Понимаешь? С другой стороны, если я не стану монахиней, но продолжу мечтать о Роберте, то как смотреть в глаза его девочкам? Боже. Да он, наверное, и вчетвером попробовать не прочь, раз опустился до интрижки с женой собственного друга. Фу! – Ее передернуло от отвращения. – Видел бы ты этого Питера. Розовый, жирный, как свинья. – Анжела хрюкнула пару раз, вызвав приступ смеха у дядюшки. Глядя, как Майки трясется, держась за живот, она и сама улыбнулась. – Совсем не смешно, между прочим. Ты не поверишь, но этот жирный тип заявил, что я и монахиней могу стать, если хочется. Роберту, мол, все равно. Представляешь? Ему все равно – с кем. Небось и за Мэри Маргарет приударил бы, не поморщился. Да что там – он бы и от сестры Кармел не отказался. Вот это, я понимаю, была бы любовь вчетвером. – Анжела не знала, от хохота у нее текут слезы или от ужаса. – Майки, сейчас же прекрати смеяться!Он послушно сунул кулак в рот, затряс головой, замычал, но смех остановить не смог. Анжела грозно нахмурилась. Тот же эффект. Пришлось присоединиться. Нахохотавшись до колик, она с протяжным стоном вытерла глаза:– Над кем я смеюсь? Над собой. Полюбила доброго, порядочного человека, а он на деле оказался полным дерьмом. И что же? Я все равно не могу думать ни о ком, кроме как об этом уроде! А надо бы о призвании вспомнить.Анжела надолго умолкла, разглядывая Майки.– Но ты ведь веришь, что из меня выйдет хорошая монахиня, правда? – наконец спросила она.Вопрос ему не понравился. Майки отшатнулся, как от удара. Потом медленно поднял глаза и так же медленно, очень медленно покачал головой. Взгляд его умолял о прощении, но ответ оставался тем же.– Нет? И ты туда же? Ни одна грешная душа в меня не верит. Ни одна. Включая мою собственную.Увернувшись от раскинутых дядюшкиных рук, она схватила поднос, дернула на себя дверцу люка и нырнула в лаз. Гнилая ступенька с хрустом проломилась, и Анжела полетела вниз, на каменные плиты прихожей. Сознание не отпускало ее еще несколько секунд, потом накатила мрачно-лиловая туча и поглотила его целиком. В глубоком, вязком мраке, далеко-далеко, зазвучал голос. Голос ангела. * * * Над волнующейся Темзой небо окрасилось в густо-синий цвет. В насыщенный, вечерний цвет. Ни единого облачка до самого Твикнхэмского моста. Питер опустился на скамью рядом с Марти. Питер был в отчаянии. Никто с ним не общается, никому он не нужен. Ни Аните, ни Роберту. Анита лишь жалила взглядом всякий раз, когда они сталкивались, что ее усилиями случалось не часто. Посмотреть со стороны – ей противно дышать с ним одним воздухом. Роберт бросал трубку и не отвечал на призывы Питера к автоответчику. Потерять Аниту – одно дело. Потерять Роберта – совсем, совсем иное. Питеру казалось, что он носит траур по всем родственникам разом.– Марти я лично, – сообщил Марти.– Питер я лично, – безнадежно отозвался Питер.Четверть часа они молчали.– Кажется, я потерял жену и лучшего друга, – сказал Питер, когда сосед по скамье начал собирать барахло.– О! – Марти остановился.– Не вместе, – поспешил объяснить Питер. – Каждого по отдельности.– Тяжело, – кивнул Марти.– Хочу сделать последнюю попытку. Прямо сейчас. Вроде бы и сил набрался… на одного из них. Дерьма-то сразу много не проглотишь.– Верно. – Марти уставился на реку.– Но к кому пойти? Марти задумался.– А кто ближе?Питер оглянулся на тропинку. До своего дома или до дома Роберта? Одинаково.– Роберт ближе. – Он встал. – Спасибо, дружище, пожелайте мне удачи.– Удачи.Тропинку Питер преодолел едва ли не бегом, в начале улицы перешел в галоп и почти добрался до дома, когда его внимание привлекли маневры миссис Лейч. Доброе дело наверняка зачтется – Питер кинулся на помощь.– Вон! Убирайтесь к черту! – завопила миссис Лейч, едва он взялся за спинку кресла.– Я хочу помочь, крыса старая, – буркнул он себе под нос и тут же взвыл на всю улицу.Развернув кресло, миссис Лейч наехала ему на ноги.– Будешь знать, как совать свой чертов нос!Роберт оказался среди прочих соседей, высыпавших на улицу. Заметив его, Питер перестал скакать на одной ноге.– Она мне ногу переехала!– Жаль, что не твою дурацкую башку. – Роберт ухмыльнулся. – Заходи.Устроившись в гостиной с бокалом виски, Питер изучал многострадальные конечности. Пошевелил пальцами:– Кажется, ничего не сломано.– Ну и слава богу. До завтра, значит, дотянешь.– От Анжелы ничего?– Ничего.– Мне очень жаль. Ей-богу, не понимаю, что я такого сказал. Почему она сбежала? Не понимаю.– Неважно, – прервал его Роберт. – Теперь уже неважно.– Решил поставить точку? – Да.Помолчали.– У меня билеты на регби в субботу. Пойдешь?– Еще бы.Питер опрокинул бокал, вздохнул и поднялся.– Скажу, пожалуй… Похоже, у нас с Анитой ничего не выйдет.– Жаль, Питер. От души жаль.– Н-да… – Питер потер кулаком глаз и посмотрел в угол, на портрет Анжелы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99