— Знаете, что говорят в Германии о преступности? — задал вопрос Петер.— Что же?— Говорят, что она противоречит закону, — ответил Петер.Аркадий узнал деревья Ботанического сада. Как только «БМВ» остановилась у светофора, он вышел, затем вернулся и сунул в карман Петеру листок бумаги.— Здесь номер факса в Мюнхене. Узнайте, кому он принадлежит, если это не противозаконно. На другой стороне номер телефона. Позвоните мне по нему в пять.— Ваш номер в консульстве?— Меня там не будет. Это частный номер. «Моя личная минута в будке», — подумал Аркадий.— Ренко! — крикнул Петер Аркадию, когда тот уже был на тротуаре. — Держитесь подальше от банка.Аркадий шел не останавливаясь.— Ренко! — прокричал Петер вдогонку. — Передайте Федорову, что я сказал.
Аркадий купил мыло и веревку, вернулся в пансионат, выстирал рубашки и белье и повесил сушиться. С нижнего этажа доносились дразнящие запахи сдобренной специями баранины. Есть, однако, не хотелось. Им овладела такая апатия, что он еле двигался. Он постоял у окна, глядя на улицу в сторону стрелочных путей и следя за лениво маневрирующими поездами. Рельсы блестели, как след улитки, — наверное, сразу пятьдесят параллельных линий и столько же стрелок, переводящих локомотив с одной линии на другую. Как легко и незаметно для себя человек движется параллельно той жизни, которую он думал прожить, а потом — спустя годы — прибывает к месту назначения и видит, что оркестр ушел, цветы завяли, любовь осталась в прошлом. Лучше быть дряхлым и сгорбившимся, опирающимся на палочку, чем просто так вот опоздать.Он повалился на кровать и сразу же погрузился в тяжелый сон. Ему снилось, что он в локомотиве. Он машинист, обнаженный до пояса, сидящий в кабине с приборами и рукоятками. За окном летит синее небо. На плече — легкая женская рука. Он не поворачивает головы, опасаясь, что ее там не окажется. Они едут по берегу моря. Локомотив идет без рельс, вздымая песок. На волнах вдали играют, отражаясь, солнечные лучи. Прибрежные волны лениво накатываются друг на друга и исчезают в песке. Над волнами носятся прекрасные чайки. Ее ли это рука или только воспоминание о ней? Он радовался тому, что не надо оглядываться и что можно поддерживать движение поезда одним усилием воли. Но колеса со скрежетом останавливаются. Солнце садится. Волны поднимаются черной стеной и уносят с собой дачи, автомашины, милиционеров, генералов, китайские фонарики и праздничные пироги.Аркадий в панике открыл глаза. Он лежал в темноте. Поглядел на часы: десять вечера. Он спал десять часов, проспал звонок Петера Шиллера, если только тот звонил.Кто-то стучал в дверь. Он поднялся и смахнул с веревки развешенные сушиться рубашки и брюки.Он не узнал гостя — грузного американца с торчащими жесткими волосами и выжидательной улыбкой.— Помните меня? Я Томми. Прошлой ночью вы были у меня на вечеринке.— А, вы были в каске. Верно? Как вы меня разыскали?— Узнал у Стаса. Я не отстал от него, пока он мне не сказал, где вас искать. А потом стучал в каждую дверь, пока не нашел вас. Можно поговорить?Аркадий впустил его и стал искать рубашку и сигареты.Вельветовый пиджак Томми едва сходился на животе. Он вошел на цыпочках, неловко держа руки.— Вчера я говорил вам, что изучаю вторую мировую войну — для вас Великую Отечественную. Ваш отец был одним из известнейших советских генералов. Мне бы, естественно, хотелось еще поговорить с вами о нем.— Не помню, чтобы мы вообще о нем разговаривали, — Аркадий сел и стал натягивать носки.— Вот именно. Дело в том, что я пишу книгу о войне. С позиций советского человека. Не мне говорить вам о жертвах, которые понес ваш народ. Во всяком случае, одна из причин, почему я работаю на Радио «Свобода», — это чтобы собирать информацию. Когда приезжают интересные люди, я с ними беседую. Я слышал, вы скоро уедете из Мюнхена, поэтому и пришел к вам.Аркадий занялся поиском ботинок. Он слушал Томми невнимательно.— Вы берете у них интервью для станции?— Нет, только для себя, для книги. Меня интересует нечто большее, чем военная тактика, — столкновение личностей. Я надеялся поглубже понять личность вашего отца.За окном, на пристанционных путях, — созвездие сигнальных огней. Аркадий различал бегающие по товарным вагонам лучи фонарей и слышал тяжелый стук сцепок.— Кто вам сказал, что я скоро уезжаю? — спросил он.— Говорят.— Кто говорит?Томми приподнялся на цыпочках.— Макс, — прошептал он.— Макс Альбов? Вы его хорошо знаете?— Макс возглавлял русский отдел. А я работаю в «красных архивах». Мы много лет работали вместе.— Что такое «красные архивы»?— Самая большая на Западе библиотека с материалами о Советском Союзе. Она находится на Радио «Свобода».— Вы дружили с Максом?— Хотелось бы думать, что мы все еще друзья, — Томми достал магнитофон. — Для начала я хотел бы остановиться на решении вашего отца остаться у немцев в тылу и вести партизанскую войну.Аркадий спросил:— Вы знаете Бориса Бенца?Томми, откинувшись, ответил:— Встречались однажды.— Каким образом?— Как раз перед отъездом Макса в Москву. Разумеется, никто не знал, что он уезжает. Он был с Бенцем.— И с тех пор больше не видели Бенца?— Нет. Да и эта встреча была случайной. Мы с Максом не ожидали увидеть друг друга.— Вы встречались с Бенцем только раз и тем не менее запомнили его.— Учитывая обстоятельства, да.— Кто там был еще?Томми трудно было усидеть на стуле, подол рубашки совсем вылез из-под пиджака.— Персонал, клиенты. Никого из них я с тех пор не видел. Может, сейчас неподходящее время для нашей беседы?— Самое подходящее. Место, где вы встретились с Бенцем и Максом?— «Красная площадь».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133