Затем "бич" остановился, и слышались только рев помех в
радиоприемник, звон разбитых бутылок, содержимое которых
выливалось на ковер в пассажирском отсеке, и учащенное
биение сердца Диза. Он отстегнул ремень и раскрыл люк еще
до того, как осознал, что жив.
То, что произошло позднее, он помнил с поразительной
ясностью, но с момента когда "бич" остановился на рулежной
дорожке хвостом к "лиру", накренившись вправо, и до того,
как послышались первые крики из здания вокзала, но точно
запомнил лишь то, что потянулся за своей фотокамерой. Выйти
из самолета без камеры Диз не мог: "никон" был ему родне
жены. Камер была с ним неразлучна семнадцать лет, когда он
купил ее в комиссионке в Толидо. Он добавлял линзы, но
основной бокс служил ему верой и правдой с того самого дня,
не считая случайных царапин. "Никон" находился в
специальном кармашке на спинке сиденья. Он вытащил его и
проверил, все ли цело. Надел на шею и высунулся в люк.
Он откинулся лесенку, спрыгнул, споткнулся и чуть не
упал, подхватив камеру прежде, чем она ударилась о бетон.
Снова раздалось рычание грома, но теперь это было просто
рычание, отдаленное и безопасное. Ветерок ласково потрепал
его по щеке... но ниже пояса его прикосновение было гораздо
менее приятным. Диз скривился. О том, как он напустил в
штаны, когда его "бич" и реактивный "боинг" еле разошлись в
воздухе, в репортаже не будет ни слова.
Тут от аэровокзала донесся пронзительный, сверлящий душу
крик, в котором смешались боль и ужас. Диза будто кто-то
ударил по лицу. Он пришел в себя. Он снова видел цель.
Взглянул на часы. Они не шли. Либо повреждены ударной
волной, либо остановились. Часы были из тех древних
безделушек, которые надо заводить, а Диз не помнил, когда в
последний раз делал это.
Село ли солнце? Чертовски темно, да, но здесь такие
тучи, что трудно сказать что-то определенное. Так
все-таки село?
Донесся новый крик - да нет, не крик, а визг, - и звук
бьющегося стекла.
Диз решил, что теперь неважно, село ли солнце.
Он побежал, отмечая про себя, что бензобаки еще горят и
в воздухе стоит запах бензиновых паров. Он попытался
прибавить скорость, но, казалось, что он бежит по
застывающему цементу. Аэровокзал приближался, но не быстро.
Недостаточно быстро.
- Ради Бога, нет! Ради Бога, нет! ПОЖАЛУЙСТА, НЕТ! О,
ПРОШУ ВАС, НЕТ!
Этот крик, нарастающий по спирали, вдруг прервал
чудовищный, нечеловеческий вой, но в нем все же было и
что-то человеческое, и это-то и было самое страшное. В
слабом свете аварийных лампочек, освещающих углы здания,
Диз увидел, как что-то темное пробило стену вокзала,
обращенную к стоянке, - эта стена была почти целиком из
стекла - и вылетело наружу. С глухим стуком оно упало на
пандус, покатилось, и он увидел, что это мужчина.
Гроза затихала, но молнии сверкали еще часто, и когда
Диз, задыхаясь, выбежал на стоянку, он наконец увидел
самолет Ночного Летуна с номером N 101BL на хвосте. Буквы и
цифры в этом свете казались черными, но Диз знал, что они
красные, хотя в этом в общем-то не имело значения. Камер
была заряжена высокочувствительной черно-белой пленкой и
снабжена хитрой вспышкой, которая срабатывала, лишь когда
освещенность была слишком мала при данной скорости пленки.
Грузовой осек "скаймастера" был распахнут, словно рот
мертвеца, под ним просыпались большая куча земли, в которой
копошились какие-то твари. Диз заметил это, сделал дубль и
побежал к стоянке. Теперь его сердце было исполнено не
страхом, а диким, пляшущим счастьем. Как хорошо, что все
сошлось именно таким образом!
"Да, - подумал он, - но не называй это удачей - не смей
называть это удачей. И даже предчувствием удачи".
Правильно. Ведь удача же усадила его в этой комнатке
вонючего мотеля с дребезжащими кондиционерами, не
предчувствие - во всяком случае, не совсем предчувствие -
заставляло его многие часы висеть на телефоне, обзванивая
засиженные мухами аэропорты и вновь и вновь называть
бортовой номер Ночного Летуна. Это был чистый инстинкт
репортера, и вот сейчас он начал давать плоды. Да не просто
плоды: это клад, Эльдорадо, сказочный Большой наперченный
Пирог.
Он остановился перед разверстой пастью отсека и
попытался навести камеру, чуть не удавился ремешком.
Выругался. Раскрутил ремешок. Навел.
От вокзала донесся новый крик - женский или детский. За
мыслью, что в здании происходит бойня, последовала другая -
бойня лишь оживит репортаж, и тут обе мысли ушли, потому что
он сделал три быстрых снимка "сесны", стараясь, чтобы в кадр
попали раскрытый люк и номер на хвосте. Зажужжал механизм
автоматической перемотки.
Диз побежал, снова бьющееся стекло, снова глухой стук
от падения на цемент, словно выбросили тряпичную куклу,
пропитанную какой-то густой темной жидкостью вроде микстуры
от кашля. Диз присмотрелся, заметил неловкое движение -
заколыхалось что-то вроде, бы похожее на пелерину... но на
таком расстоянии трудно было сказать. Он обернулся. Сделал
еще два снимка самолета, на сей раз безупречных, раскрытый
люк и куча земли под ним получатся четкими и
неопровержимыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14