Но мы имеем дело с безжа
лостным чудовищем, с хладнокровным убийцей. Обратите внимание, возвышал
голос прокурор, четыре и четыре! Не шесть выстрелов, а восемь! Он выпустил
всю обойму, потом остановился, спокойно перезарядил пистолет, и снова вы
стрелил в каждого из них. Естественно, эта речь стала изюминкой газетных
публикаций, которые пестрели заголовками типа «Расчетливый убийца», «В
осемь выстрелов в невинную парочку», и прочей подобной пошлятиной.
Клерк из оружейного магазина в Левистоне показал, что он продал шестизар
ядный пистолет тридцать восьмого калибра мистеру Дюфренсу за два дня до
убийства. Бармен из клуба в своих свидетельских показаниях сказал, что Э
нди пришел в бар около семи часов вечера 10 сентября, заказал три виски без
содовой, выпил все это в течении двадцати минут. И когда расплачивался, со
общил бармену, что направляется к Глену Квентину, и о дальнейшем можно бу
дет прочитать в утренних газетах. Другой клерк из магазина, находящегося
в миле от дома Квентина засвидетельствовал, что Дюфресн зашел к нему тем
вечером в четверть девятого. Он заказал сигареты, три бутылки пива и неск
олько салфеток. Судмедэксперт заключил, что Квентин и Линда Дюфресн были
убиты между двадцатью тремя ноль-ноль 10 сентября и двумя ноль-ноль одинн
адцатого сентября. Следователь, который занимался этим делом, обнаружил
на повороте, находящемся в семидесяти ярдах от бунгало вещественные док
азательства, которые были представлены на суде: две пустые бутылки швейц
арского пива с отпечатками пальцев обвиняемого, около двадцати окурков
тех самых сигарет, что обвиняемый приобрел в магазине и отпечаток, отлит
ый в пластике, шин на повороте, в точности соответствующий отпечатку шин
на «Плимуте» 47 модели обвиняемого.
В спальне бунгало на софе были найдены четыре салфетки. Они были продыря
влены пулями и испачканы порохом. Следователь заключил, что убийца обмот
ал ствол оружия салфетками, чтобы приглушить звук выстрела.
Энди Дюфресн, получив слово, рассказал о происшедшем спокойно, холодно, р
ассудительно. Он сказал, что начал слышать кое-какие сплетни где-то в кон
це июля. В начале августа он был так измучен неопределенностью ситуации,
что решил устроить проверку. Линда однажды вечером собралась якобы съез
дить в Портленд за покупками после занятия гольфом. Энди преследовал ее
и Квентина до бунгало (которое газеты окрестили «Любовным гнездышком»).
Он припарковался на повороте и подождал, пока Квентин отвезет Линду до к
луба, где она оставила свою машину. «Вы хотите сказать, что преследовали ж
ену на вашем новом „Плимуте“?» Ц спросил прокурор.
Ц Я поменялся машинами с другом на вечер, Ц ответил Энди, и эта холодная
запланированность его действий только усугубила негативное отношение
к нему судей и присяжных.
Вернув другу машину и забрав свою, Энди поехал домой. Линда, лежа в кровати
, читала книгу. Он спросил ее, как прошла поездка в Портленд. Она ответила, ч
то все было замечательно, но она не присмотрела ничего, что стоило бы купи
ть. С тех пор Энди окончательно уверился в своих подозрениях. Он рассказы
вал все это совершенно спокойно, негромким ровным голосом, который за вс
е время его показаний ни разу не пресекся, не повысился, не сорвался.
Ц Какое было ваше психическое состояние после этого и до той ночи, когда
была убита ваша жена? Ц спросил защитник.
Ц Я был в глубокой депрессии, Ц холодно ответил Энди. Все так же монотон
но и безэмоционально, как человек, зачитывающий меню в ресторане, он пове
дал, что задумал самоубийство и зашел так далеко, что даже купил пистолет
8 сентября в Левинстоне.
Затем защитник предложил рассказать присяжным, что произошло после тог
о, как Линда отправилась на встречу с Гленом Квентином в ночь убийства. Эн
ди рассказал, и впечатление, которое он произвел на жюри, было наихудшим, к
акое только можно себе вообразить.
Я знал его довольно близко на протяжении тридцати лет и могу сказать, что
из всех встречавшихся мне людей он обладает наибольшим самообладанием.
Если с ним все в порядке, то кое-какую информацию о себе он выдает в час по ч
айной ложке. Но если с ним что-то не так, вам этого никогда не узнать. Если Э
нди когда-то и пережил «темную ночь души», как выражался какой-то писател
ь, он никогда никому этого не расскажет. Он относится к тому типу людей, ко
торые, задумав самоубийство, не устраивают прощальных истерик и не остав
ляют трогательных записок, но аккуратно приводят в порядок свои бумаги,
оплачивают счета, а затем спокойно и твердо осуществляют задуманное. Это
хладнокровие и подвело его на процессе. Лучше бы он проявил хоть какие-ли
бо признаки эмоций. Если бы голос его сорвался, если бы он вдруг разрыдалс
я или даже начал бы орать на окружного прокурора Ц все одно было бы ему на
пользу, и я не сомневаюсь, что он был бы амнистирован, например, в 1954. Но он ра
ссказал свою историю как машина, как бесчувственный автомат, как бы гово
ря присяжным: «Вот моя правда. Принимать ее или нет Ц ваше дело». Они не пр
иняли.
Энди сказал, что он был пьян той ночью, что он был в той или иной степени пья
н с 24 августа, и что он был человеком, который терял над собой контроль и уже
не мог удержаться от рюмки. Уже в это присяжные могли поверить с большим т
рудом. Перед ними стоял молодой человек в превосходном шерстяном костюм
е-тройке, при галстуке, превосходно владеющий собой, с холодным спокойны
м взглядом. И очень сложно было представить себе, что он напивается в стел
ьку из-за мелкой интрижки его жены с провинциальным тренером.
1 2 3 4 5 6