Вышедший таким образом из строя «Донлайт» мог включать собственные планетарные двигатели и даже мог прогуляться по системе Кали — вокруг обоих планет. Но отправиться куда-нибудь дальше он не мог.
Капуцинец высунул голову, абсурдно маленькую по человеческим стандартам, из главной камеры инвертора. Гермошлем, как и у остальных представителей его вида, был полностью прозрачным со всех сторон, так что ему не надо было разворачиваться всем телом, чтобы посмотреть вбок. Очень удобно, если работаешь в какой-нибудь щели.
— Я не могу исправить эту штуку, — сердито бросил капуцинец.
— Что с ним такое?
— Вы не поймете, капитан.
— А вы скажите — может, и пойму.
— Ладно. Перекрытие функции тета должно быть трехфазным на шестидесяти градусах, за исключением того, что лямбда удерживает нерегулярность на двух каналах. Пока понимаете?
— Конечно.
— Нерегулярная полоса частот, нерегулярная фазировка, поэтому мы не можем держать шестьдесят, как положено.
— Вы знаете, что вмешивается в лямбду?
— Разумеется, знаю.
— И что же это?
— Время.
— О!..
Капуцинец нарочно говорил загадками. Вероятно, это означало, что он и сам не знает, в чем причина поломки. Самуэльсу было известно о непомерном тщеславии капуцинцев, и он не настаивал на том, чтобы они признавались в своей ошибке или в незнании. Они были вспыльчивы и могли укусить, когда их выводили из себя. И были достаточно злопамятны, чтобы дождаться, когда можно будет снять шлем и затем укусить.
— Вон ваш транспорт снабжения, капитан. — Капуцинец махнул рукой в сторону темных очертаний «Салмо Иридиума», который как раз входил в ангар. — Почему бы вам не пойти покалякать с Беннингтоном и не перестать торчать за моей спиной?
— И то правильно, — улыбнулся Самуэльс, старательно обнажив при этом зубы. — И почему бы вам при этом не спуститься вниз и не починить эту штуковину? «Время!»С каких это пор числительные ставят капуцинца в тупик?
Инопланетянин нахмурился еще сильнее и тоже обнажил зубы:
— Не лезьте ко мне с вашими психологическими штучками, капитан.
— Я даже и не думал об этом.
Самуэльс отступил в сторону, определил, к какому именно причалу швартуется транспорт, и включил реактивный ранец. Через двадцать метров он вспомнил о радарном маячке и включил его, чтобы на него не наехали самокатные тележки и движущиеся по рельсам вагонетки. Однако любой корабль, который шел на реактивной или магнитной тяге, оставался его собственной проблемой. Эти корабли не могли свернуть в сторону достаточно быстро, если он внезапно появится у них на пути, несмотря на преимущественное право «пешеходов»в замкнутом пространстве.
В причальном секторе этим утром кипела бурная деятельность. Джемини отправлял шесть эсминцев и два крейсера в стандартное патрулирование Скопления. Остальные четырнадцать эсминцев и шесть крейсеров эскадры Костюшко оставались внутри, меняя экипажи, пополняя запасы или ремонтируясь.
Адмирал скрежетал зубами по поводу сроков ремонта, которые удлинялись с каждым кварталом. А виноват в этом, конечно, был Самуэльс. Судя по тенденции, с которой поступали ассигнования из центра — и вероятно, перебои усилятся с суматохой насчет престолонаследия, — положение с ремонтом станет еще хуже.
Окраска транспорта — теперь, когда он весь оказался под ярким светом прожекторов — оказалась не совсем такой, какую Самуэльс ожидал увидеть. Прежде боковая линия корабля Беннингтона была окрашена в темно-красный цвет, а плавники стабилизаторов украшали золотые горошины на голубом фоне. Так обычно окрашивались корабли, курсирующие по транзитным линиям. Самуэльс никогда и не обратил бы на это внимания, если бы Пауль Беннингтон не упомянул однажды, что это — копия окраски радужной форели, его любимой рыбы. И в спортивном, и в гастрономическом отношении.
Сейчас боковая полоса транспорта была не красной, а тускло-коричневой. Да и горошины смотрелись скорее желтыми, а не золотыми.
Интересно, что за межзвездная радиация, или атмосферное трение, или газовая туманность могла так воздействовать на керамическую краску, которую наносят под сильным давлением — так, что она впитывается в металл корпуса? Самуэльс все еще думал над этим, когда подошел к главному носовому шлюзу корабля.
Может, это не «Салмо», а какой-нибудь другой транспорт? Однако в таком случае получилось бы расхождение в кодах и корабль близко не подпустили бы к базе. Возможно, это был другой корабль той же серии, более раннего выпуска, который капитан первого ранга Туэйт зафрахтовал на Палаццо. Это могло сделать визит Самуэльса на корабль слегка бестактным, и проведенное в доках время окажется потраченным бесполезно.
Пока он раздумывал, причальные вахты закрепили корабль, и кормовой грузовой люк начал открываться. Немного быстро для обычной радиопроверки. Кто-то в кабине связи, должно быть, наступал на пятки и дал кораблю добро, когда он только еще проходил сквозь поле доступа.
Самуэльс ухватился за поручень шлюза, подтянулся и стал набирать код. Индикатор остался темным. Автоматика шлюза не реагировала.
Первый из десятиметровых грузовых контейнеров начал подниматься из открытого кормового трюма. Бормоча сквозь зубы проклятья, Самуэльс на руках стал передвигаться в его сторону. Он репетировал выражения, которые собирался проорать в лицо судовой команде за несоблюдение порядка действий при разгрузочных работах.
Пока он скользил над обшивкой транспорта, контейнер плыл наискось, прямо к грузчикам базы, которые побежали прочь от надвигающейся на них массы. Ни страховочных концов, ни амортизирующих кранов, ни присосков против рикошета в сторону работающих механизмов доков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95