Вина за смерть невинных тяжелым грузом останется в его душе до самого последнего дня жизни, но что сделано, то сделано, и он не собирается тратить время на сожаления. Простым смертным не подобает требовать казни Астартес, какими бы тяжелыми ни были их проступки.
Но какой бы неприятной ни была проблема с Варварусом, разбираться с ней надлежит Малогарсту. Однако что-то еще в словах Круза привлекло внимание Локена.
– Ты что-то говорил о летописцах?
– Да, от них тоже много беспокойства, как будто у нас мало других проблем.
– Йактон, хватит намеков, расскажи, что случилось.
– Ладно, только я не понимаю, куда ты так торопишься, – сказал Круз. – Похоже, что кто-то из летописцев разгуливает по кораблю и занимается пропагандой против Астартес. Распространяет стишки или что-то в этом роде. Члены судового экипажа повсюду находят эти листки. Называется «Правда – это все, что у нас есть» или что-то такое же претенциозное.
– «Правда – это все, что у нас есть», – повторил Локен.
– Да, кажется, так.
Локен развернулся и, не говоря ни слова, направился к выходу с командной палубы.
– Все не так, как было в мое время, – вздохнул ему вслед Круз.
Было уже поздно, и он устал, но проделанная за неделю работа радовала Игнация Каркази. Каждый раз после тайной прогулки по кораблю, распространив листовки, он возвращался на свой маршрут несколькими часами позже и убеждался, что все копии исчезали. Конечно, часть из них была конфискована членами экипажа, но Игнаций был уверен, что многие листовки попадали в руки тех, кто должен был услышать его слова.
Проход между пассажирским отсеком и помещениями команды был пуст. Все, кто переживал за здоровье Воителя, улетели на Давин или собирались в более просторных помещениях корабля. В атмосфере «Духа мщения» появились признаки запущенности, словно даже сервиторы, отвечавшие за чистоту корабля, приостановили свою работу в ожидании разрешения кризиса.
Каркази шел в свою каюту и повсюду на переборках и дверях замечал выцарапанные знаки Божественного Откровения. У него сложилось твердое убеждение, что, следуя этим указателям, можно прийти к месту тайного собрания верующих.
Верующие. Как странно звучит это слово в эпоху просвещения. Каркази вспомнил свое посещение храма на Шестьдесят Три Девятнадцать. Тогда он задумался, а не является ли потребность верить во что-то божественное неотъемлемой чертой человеческого характера? Может быть, людям необходимо во что-то верить, чтобы заполнить пустоту в своей душе?
Один из мудрецов древней Земли утверждал, что наука уничтожит человечество, но не посредством оружия массового уничтожения, а доказательством отсутствия богов. Это знание ожесточит людей, а от сознания, что человечество осталось один на один с равнодушной Вселенной, они могут впасть в безумие.
Каркази усмехнулся. Что бы сказал этот древний мудрец, если бы мог увидеть, как Империум несет вечный свет знаний в самые дальние уголки Галактики? С другой стороны, этот культ Божественного Откровения может считаться подтверждением его слов, доказательством того, что перед угрозой пустоты люди ищут себе новых богов, чтобы заменить стершихся из их памяти.
Каркази сомневался в божественной природе Императора, но литература Божественного Откровения, появлявшаяся с той же регулярностью, что и его листовки, наводила на мысль, что Император уже поднялся над миром смертных.
Поэт тряхнул головой, посмеиваясь над собственной глупостью, и стал прикидывать, как можно описать это искусственное обожествление в новых поэмах. Перед ним уже была дверь его комнаты, и, едва притронувшись к утопленной в панель ручке, он почуял неладное. Дверь была слегка приоткрыта, и пары аммиака просочились в коридор, но даже сквозь него пробивался знакомый Каркази всепроникающий запах, который мог означать только одно. В памяти всплыли оскорбительные стишки, прочитанные им Эуфратии Киилер насчет запаха от воинов Астартес. Еще не открыв дверь, Игнаций знал, кто встретит его в комнате.
В голове мелькнула идея пройти мимо, но Каркази сразу понял, что этот поступок окажется бессмысленным.
Он сделал глубокий вдох и распахнул дверь.
Внутри царил сущий кавардак, но этим комната была обязана своему хозяину, а не постороннему вторжению. Посреди помещения, спиной к двери, как и ожидал Каркази, стоял капитан Локен, превращая своей массивной фигурой комнату в крохотную каморку.
– Привет, Игнаций, – произнес Гарвель и бросил на стол один из блокнотов «Бондсман № 7».
Каркази заполнил уже два таких блокнота отрывочными мыслями и наблюдениями и точно знал, что капитану не могло понравиться то, что он прочитал. Для того чтобы понять их нелестный смысл, не надо быть знатоком литературы.
– Капитан Локен, – отозвался Каркази. – Мне стоило бы спросить, чему я обязан удовольствием видеть вас здесь, но мы оба знаем, почему вы пришли, не так ли?
Локен кивнул, и Каркази, слушая гулкие удары сердца в своей груди, понял, что Астартес сдерживается с большим трудом. Состояние Локена нельзя было сравнить с бушующим гневом Абаддона, но в нем ощущалась холодная стальная ярость, способная уничтожить Игнация без промедления и сожаления. Внезапно поэт понял, сколь грозную опасность навлекла на него вновь обретенная муза и как глупо было надеяться, что его деятельность долго будет оставаться незамеченной. Как ни странно, но теперь, когда все открылось, он осознал, что готов подавить страх и отстаивать свою правоту.
– Почему? – прошипел Локен. – Я же поручился за тебя, летописец. Я рискнул ради тебя своим добрым именем, и вот как ты мне отплатил?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113