Отёка головного мозга, пан комиссар, я пока еще не схлопотал.
– И вы подумали…
– И я подумал, что его нет в живых.
– Браво! С головой у вас действительно все в порядке. Он мертв.
Я дважды глубоко вздохнул.
– И что случилось? Несчастный случай? Самоубийство?
– Вам лучше знать.
– Ага. Понимаю…
– Естественно. Для того, кто ни о чем не имеет понятия, вы хорошо информированы, Малкош.
– Ну, кое-что я о нем знаю. Знаю, к примеру, чем он занимался. И это очень опасное занятие, пан комиссар…
– Что вы делали вчера в тринадцать часов десять минут? – спросил Хыдзик, ловко пустив колечко дыма.
Ответить я не успел.
– Марчин был со мной.
Мы с комиссаром устремили взоры на Черновласку. Хыдзик много потерял в эти мгновения. Он не увидел моих округлившихся от удивления глаз. Не увидел их и его помощничек, сунувший нос в шкаф.
– Вы уверены в этом? – грозно вопросил пан комиссар.
– У меня есть часы. Командирский хронометр, между прочим.
Лицо Хыдзика закаменело.
– А в четырнадцать ноль-ноль?
– То же самое, – не задумываясь, соврала она.
– Что «то же самое»?
– Он был со мной.
Для себя я с удовлетворением отметил, что эти ее заявления были более или менее правдивыми. В особенности первое. Что же касается второго, то ее со мной вроде бы не было. Ну не могла же она ходить за мною тайком по забегаловкам и кнайпам, мною вчера посещенным. После такой увлекательной прогулки любая потенциальная работодательница в ужасе отказалась бы от моих сомнительных услуг и помчалась искать другого детектива.
– Вы что, и в двенадцать часов были вместе? – шевельнул усищами пан Хыдзик.
– В двенадцать еще нет, – мотнула головой моя черноволосая защитница. Ответила она опять без тени сомнения на лице, ни на секунду не задумавшись.
Очень точно и по делу ответила, ибо усатый «мусор» явно огорчился. А вот меня кареглазая порадовала. Я боялся, что она по инерции подтвердит мое алиби и на двенадцать часов. Коварный Хыдзик только и ждал этого.
– Могу я взглянуть на ваши документы? – засопел он.
Нет, что ни говори, а вчерашнее упражнение в безумии, должно быть, уничтожило миллиона полтора моих серых клеточек. Только последнего идиота обрадовало бы алиби такой «кузины». Мне лично нравился ее акцент, но ведь он же был категорически чужой, не польский!
Все находившиеся в помещении мужчины устремили свои взоры на черноволосую красотку, грациозно пересекшую спальню и вынувшую сначала сумку из шкафа, а затем пудру и зеркальце из сумки. Махровое полотенце, которым она прикрывала плечи, осталось на диване, и каждый из пялившихся таил в душе надежду, что пани Мария Элеонора добьется своего, то бишь испепелит бесстыдницу взглядом. А поскольку на тех, кого подвергают сожжению, одежда горит в первую очередь, ожидания наши имели известную специфику.
– Пани полячка? – Хыдзик, которому надоело копание Черновласки в недрах сумочки, не выдержал первым.
– Ну разумеется, – мило улыбнулась она. – Вот мой паспорт.
Комиссар положил дымящуюся сигарету на краешек раковины и принялся внимательно изучать протянутый ему документ.
– Йованка Бигосяк. – Комиссар читал фамилию громко, с явным расчетом на эффект. – По-вашему, это польское имя?!
– А кто в Польше пользуется польскими именами? – пожала плечами черноволосая. – Много пан знает Земовитов, Бренчиславов, Милан?…
«Нет, не на меня, на нее нужно надевать наручники», – подумал я. Моя «кузина» явно пришлась не по душе пану Хыдзику. И ничего удивительного в этом не было. Стоило только разок заглянуть в глаза этой ведьме.
– Предупреждаю, – мрачно заявил пан комиссар, – если пани будет врать, я арестую ее за попытку помешать расследованию.
– Да никому я не пытаюсь помешать, – улыбнулась пани Йованка Бигосяк. – Марчин был здесь в тринадцать десять. И это могут подтвердить другие.
Комиссар не смог скрыть своего разочарования.
– Есть еще свидетели?
Я с трудом оторвал взгляд от оставленного им на раковине окурка. Улыбка, появившаяся на моем лице, была несколько запоздалой. Я с трудом собрался с мыслями:
– А?… Ну да, конечно. – (Подняв брови, он посмотрел сначала на меня, потом туда, куда я смотрел только что.) – Просто вылетело из головы… Пани Поплавская тоже меня видела. Пани помнит…
– На часы я не смотрела, – отрезала старая кикимора.
– Ну и мой шеф тоже был здесь… Мы немного с ним поспорили. Он подтвердит. Только не говорите ему, что это из-за моего алиби: у него тотчасже обнаружатся провалы в памяти. А мне придется бегать по магазинам…
– Вы что-то покупали? – Настроение у комиссара окончательно испортилось.
– Пиццу и лук, – сказал я. – А на стройке пану комиссару скажут, когда я уехал. Там, конечно, бомба взорвись – ни черта не заметят, но, как я уехал, помнят. Голову даю на отсечение! Так вот, накиньте время на дорогу, на магазины – и у вас, пан комиссар, как раз и будет мое алиби на тринадцать десять…
Мне казалось, я доконал его. Плохо же я знал комиссара Хыдзика.
– А зачем вы положили здесь этот матрас? – Он подошел к раковине и взял свой чертов окурок. Затягиваясь, Хыдзик смотрел на меня странным взглядом. Так умеют смотреть только настоящие полицейские. И так красиво курить. Хотелось бы надеяться, что то, чем они себя травят, по крайней мере качественно набито и горящий табак оттуда не высыпается. Стоял он как раз над матрасом, одна из камер которого была кое-чем наполнена…
– Э-э… М-м-м-ме… – произнес я.
– Марчин вчера немножко выпил, – услышал я голос моей кузины Йованки. Мягкий и мелодичный, как плеск спасательного круга. – Он проверял, нет ли в матрасе дырок. – Она рассмеялась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110