Это я еще в армии заметил. У жующего уши шевелятся… Короче, не надо передо мной извиняться, я все понял. Если б у меня умирал ребенок… Я не знаю, что бы я сделал…
– А что именно?
– Знаешь, если бы понадобились деньги, я бы Национальный банк ограбил. Это ты хотела от меня услышать?
– Спасибо.
– Кушай на здоровье.
Вздохнув, она положила в рот остаток бутерброда.
– Вот такая мыльная опера: сербская девушка пускает в постель спасителя-поляка.
– Небольшое уточнение: не совсем здоровая сербская девушка.
– Это ты в мое оправдание или как?
И на этот раз я не знал, что ей ответить. Хорошо, этого и не понадобилось: Йованка выплеснула остатки чая в костер, взяла мешочек с туалетными принадлежностями и, шелестя травой, скрылась во тьме.
– Я нашла речку! – Бодрое заявление Йованки сопровождалось кастаньетным стуком зубов. Мокрая Кармен жалась к костру. С шорт капала вода, рубаха лепилась к телу. – Маленький руче-ечек. А спуск к нему крутой, нужно смотреть под ноги, там всякие корни. Я чуть шею себе не свернула.
Груди у Йованки выпирали до такой степени откровенно… Нет, я не ханжа, не подумайте. Просто у некоторых женщин груди такие… выдающиеся.
Я с трудом отвел глаза.
– Ты что-то сказала?
– Я сказала, что нашла, где можно умыться. Надеюсь, ты умываешься перед сном? – Таким тоном учительницы говорят с дефективными учениками.
– А ты, я вижу, даже купаешься.
– Я?! С чего ты взял. Я просто выронила полотенце. – Она помахала им, брызгая на меня. – Собственно, никакая это не речка: она вся в траве, в камнях. Так что будь осторожней…
Вот теперь у меня был повод уставиться на нее, да еще вытаращить глаза.
– Ну, с тобой не соскучишься! Ты возвращаешься из ночного леса, которого смертельно боишься, с ног до головы мокрая. Из одежды на тебе, извини, одни носки да кроссовки. И ты предлагаешь мне повторить твой подвиг?… То бишь умыться на ночь. И где? Там, где я запросто могу сломать ногу…
– Или свернуть себе шею, – подхватила Йованка.
– Вот-вот! Может, ты объяснишь мне, что все значит.
И тут произошло очередное маленькое чудо: вместо строгой учительницы я увидел перед собой нашкодившую девчонку, двоечницу. Засопев, она опустила свои цыганские глазищи и принялась копать землю носком кроссовки. А потом так глянула на меня исподлобья… Господи, да после такого взгляда камень прослезится!
– Прости!
– За что, черт бы тебя побрал?!
Мы начали смеяться. А потом она переодевалась в сухое, а я наливал ей кипяток в кружку.
Небо было звездное; натягивало туман.
– Ну вот и конец твоего первого рабочего дня, Марчин, – сказала вдруг Йованка. – Я должна тебе сто злотых.
– А если я захочу натурой?
– Раньше нужно было думать!
– Между прочим, спальный мешок у меня один.
– Ничего, у меня есть теплый свитер.
– А у меня есть машина.
– Не смеши. В твоей машине спать сможет только карлик.
– Знаешь, что ты сейчас сделала? Ты унизила мое национальное достоинство, ты оскорбила польский автомобиль, гордость отечественного машиностроения. За это ты будешь ночевать в спальном мешке.
– Но почему? Это ведь твой спальный мешок…
– Да потому что я поляк, холера ясна! Кстати, мой спальный мешок – двухместный.
– Что же ты сразу не сказал? Значит, поместимся вдвоем. Только имей в виду: я по несколько раз встаю ночью. Когда меня ранили, я долго лежала на земле. Это последствия…
– Ах вот как! В таком случае слушай мою команду: спать мы будем в одной палатке, ты – в мешке, я – на матрасе. В конце концов, это моя палатка, а значит, и спать мы будем по моим правилам.
Той ночью я лег спать, не умываясь. Причем в палатку я залез первым. Знаете, лучше уж разок не умыться, чем ползти на карачках из лесу с чистой физиономией и грязными мыслишками в голове. Я представил себе, как буду в темноте перелезать через нее, и раздумал идти на речку.
Ночь была холодная, одеяла, которыми я укрылся, совершенно не грели. В довершение всего Йованка сказала правду: четырежды за ночь она вылезала из спального мешка, топчась по мне, а потом треща ближним кустарником, чертыхаясь и вскрикивая. Короче, была еще та ночь!..
Утром я встал затемно, нашел чертов ручеек, вымылся и чуть даже не побрился, когда с трудом отыскал обратную дорогу. Воды в чайнике не оказалось. Пришлось идти за ней туда, откуда я только что пришел. Деревья в лесу были мокрые от росы, спуск к воде оказался действительно холерно скользким. Я разжег костер, обсушился, приготовил завтрак и только после этого скомандовал «подъем».
Нельзя смотреть по утрам на только что проснувшихся женщин, в особенности на тех, которые тебе нравятся. Вылезшая из спального мешка нечесаная ведьма в шерстяной кофте и джинсах зевнула во весь рот, взяла у меня из рук кружку с кофе и принялась пить его, задумчиво почесываясь. Потом Йованка осторожно промыла глаза росой, снятой с лопуха. Совершив омовение, она некоторым образом проснулась и заявила мне, что до отъезда должна привести себя в порядок.
Не было ее целую вечность. Солнце поднялось уже довольно высоко, когда моя спутница вышла наконец из лесной чащобы.
– В армии ты бы и дня не выдержала, – недовольно заметил я. – Солдат одевается за сорок пять секунд…
– Я же не солдат, – нежно улыбнулась Йованка.
Только в этот момент я заметил: губы у нее накрашены.
Больше мы с ней не разговаривали до самой боснийской границы.
Сразу же за мостом запахло войной. Колонна грузовиков миротворческих сил тащилась по дороге со скоростью цыганского табора. Обогнать ее не было никакой возможности. Только и оставалось глядеть по сторонам на руины сожженных домов, поля, поросшие диким бурьяном, на стоявших у обочины детей с протянутыми руками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110