– За здоровье прекрасных дам! – как бывало в армии, воскликнул я, и моя фата-моргана сама потянулась ко мне со стаканом и чокнулась со мной.
У меня и без этой порции в глазах малость двоилось. Господи, клиент! Да к тому же еще и женщина. Молодая, красивая. Не выказывающая никакой неохоты выпить со мной. Сидю… сидящая в моем, курча бляда, кресле… И вообщ-ще…
Нет, похоже, я окосел. Малкош, кретин, ты чего себе позволяешь?! О каком таком «вообще» может идти речь, когда клиент… Или клиентка…
– Дорота Ковалек, – донеслось до моего слуха. – Я в общем-то еще учусь, но… Вот мое удостоверение.
– Пани фотоги… гиенична…
– Мы можем поговорить серьезно?
– Ну разумеется! Для этого мы здесь и встретились, милая па… то есть мой клиент, который нуждается в помощи, и я, который тоже… – Тут я чуть не смахнул со стола бутылку с остатками на донышке. Каким-то чудом я поймал ее у самого пола. – Пани не выпьет еще?
– Только чуточку… Слушайте, может, я зайду в другой раз? Часто вы так вот с утра пораньше?
– Утро, вечер… какое, в сущности, имеет значение?
– Ради бога, простите, я вовсе не хотела обидеть вас… Я могу поговорить с вами о Боснии?
– Мы можем говорить о чем угодно… Желание клиента – закон… И если мой клиент, то есть пани… Господи, у меня никогда не было такого красивого клиента… То есть я хотел сказать… О чем это мы?
– Мы о Боснии. – Голос у нее был мягкий, я бы сказал ласковый. Так и хотелось погладить ее, приласкать… Отнести на кушетку, прижаться, заплакать, забыть обо всем на свете… Босния… Ах ты, нехорошая девочка! Почему все красивые такие нехорошие?
– Понимаете, Босния – это… И вообще…
Комната покачивалась и плыла куда-то в сторону Балкан.
– Босния… Там ведь живут боснийцы. То есть мусульмане. Самые настоящие… Нет, правда. Вы только представьте себе – две жены… Три! Целый взвод жен, и все законные… И на кой черт это им, зачем?! У меня вот – ни одной. И я ни в кого, подчеркиваю, ни в кого не стреляю!.. Давай выпьем! Классная ты баба!.. Как это хорошо, что ты пришла ко мне…
Она улыбалась. Улыбалась и слушала.
Иглы, торчавшие из обтянутого плетенкой водительского кресла, были длиной в три сантиметра. Если учесть, что у мужчины средней упитанности слой мяса примерно такой же величины, тому, кто сел на них, я бы не позавидовал.
– Похоже, это кровь, – предположил я, приглядываясь к ржавому налету на иглах. – Неужели сработало?! А сирена?
Анджей Хрусляк, хозяин «тойоты», уж никак не был тем, кто испытал на себе действие моей ловушки: вся кровь его до единой капли была при нем. Судя по цвету лица, ее было даже больше, чем надо.
– Сирена?! – завопил он. – Да вся улица на ушах стояла. Она что у вас – корабельная, эта сирена?!
Тихая, вся в виллах и коттеджах, улочка с интересом слушала нас.
– Не хочу ничего слышать, – давился злобой пан Хрусляк. – В два часа ночи устроить такое светопреставление! А тут знаете кто живет?! Ну ладно, с соседями я как-нибудь объяснюсь, а как я объясню вот это? – Он указал пальцем на мое приспособление.
– Полицейские видели?
– Вся свора!
– Свора, вы говорите? – искренне удивился я. – Их было так много? И это из-за попытки угона?
Судя по всему, соседи у пана Хрусляка были действительно люди серьезные. Собственно, чтобы убедиться, достаточно было взглянуть на припаркованные у заборов тачки здешних оболтусов. А то и прислуги. Картину портили только мой серенький «малюх» и какая-то старенькая «шкода» с помятым бампером.
– Вы понимаете, что натворили?! – Он вдруг перешел на шепот: – Этот фраер сыграл жмура. Копыта откинул. Вот здесь…
– Копыта…
Мой клиент был одет как Берлускони, а изъяснялся как уголовник. Но вовсе не форма его высказываний поразила меня. Поразило содержание. И даже очень…
– Ты что, глухой? У этого гада случился инфаркт, вот здесь. Вот на этом гадском месте. Из-за твоей холерной сирены… Или из-за того, что у него вся жопа была продырявлена!.. Я разговаривал с юристом. Так вот, если дело не удастся замять, мне знаешь, что светит?! Это же, считай, мокруха!.. – Сказанное до такой степени поразило самого пана Хрусляка, что он даже снова перешел на «вы». – Мы так не договаривались, пан Малкош. Труп – это уже слишком. Не знаю, может, все и рассосется, может, эти дырки в заднице не свяжут с инфарктом… Ну я, конечно, дал на лапу сержанту… тому, что писал протокол… Так вот знаете, сколько я ему дал? Семь сотен, курва!.. – Голос его опять окреп. – Все, что было в бумажнике!.. В общем, этот мусор про эти ваши иглы не написал… Так что с вас семьсот злотых, пан Малкош.
– С меня?! – Я чуть не поперхнулся. – И это после того, как у вас, пан Хрусляк, не угнали любимый автомобиль?! Мне, конечно, жаль…
Он не дал мне договорить:
– Жа-аль?! Ему, видите ли, жаль!.. А вот мне вас – нисколько!.. Вы эти семьсот злотых принесете мне в воскресенье. В зубах принесете. И снимете эту свою гадскую механику. И с машины, и там – на моем складе. Разговор закончен… Это чтобы я из-за какого-то идиота парился на нарах?!.
Руку мне пришлось срочно сунуть в карман. Она как-то сама собой сжалась в кулак.
– Но ведь я же показывал вам… И потом ни один прокурор, даже самый, как вы выражаетесь, гадский…
И опять он перебил меня:
– Все, хана! Конец базара. До воскресенья. А в понедельник я позвоню тому, кто мне порекомендовал вас… Я всем вашим клиентам позвоню! Всем, слышите?!
И я пошел в сторону ворот из кованого железа, из этаких невозможным образом выгнутых и переплетенных прутьев. Богатая, сытая, самоуверенная сволочь… Гад, ползучий гад, тронуть которого не было никакой возможности. Попробуй-ка тронь ядовитую гадюку!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110