Единственного, между прочим.
– Султан?
– Ну почему же Султан? – непонятно почему рассердился Костас. – Султан сидел себе на горе. Я говорю о Резнике, о снайпере, чтоб ему пусто было, негодяю!.. Извините за резкость. Но и у Султана руки по локоть в крови. Только Султан приказывал убивать, а Резник убивал собственноручно, у него был карабин с оптическим прицелом. Он и меня однажды чуть не достал…
– Вы тоже воевали?
– Я – югослав. Не серб, не хорват, не босниец – просто югослав. Как я мог воевать? С кем и на чьей стороне? И главное, за что? Я здесь построил дом, вырастил детей. Я грек по происхождению, но я был счастлив в Боснии. Если бы кто напал на Югославию, я бы пошел воевать за нее. Но на Югославию напали не чужие, ее уничтожали свои. – В глазах у Костаса сверкнули слезы. – Моей Родины, Югославии, больше нет. А за то новое, что возникнет на ее обломках, погибать не вижу смысла. – Он грустно улыбнулся. – Вам, должно быть, не нравится то, что я сказал?
Я пожал плечами:
– Ну почему же.
– Вы ведь военный? – (Я подтвердил его очередную догадку коротким кивком.) – Я так и думал. Кроме военных сюда мало кто приезжает. Для остального мира мы просто банда безумцев. Вместо того чтобы восторженно приветствовать пришествие демократии, мы зачем-то начали стрелять друг в друга. Да еще под предводительством убежденных интернационалистов. Я имею в виду наших дорогих вождей. Дикие темные горцы кинулись резать и душить друг друга, как только с них сняли кандалы коммунизма. Так это выглядит с вашей, польской, точки зрения?
– А есть такая? Я вот смотрю на все иначе.
– Но вы ведь военный, вас сюда послали наводить порядок. Свой порядок, не наш.
Я опять пожал плечами:
– Это моя работа. Я делал то, что мне приказывали делать. Я военный.
– Но приехали-то вы сюда добровольно. Сюда посылают только тех, кто подписывает контракт.
– Все верно. Я получал здесь больше тысячи долларов в месяц. В Польше моя зарплата не дотягивала и до пятисот. А потом мы ведь были убеждены, что едем помочь вам.
– И помогли?
– Опять же как посмотреть. Тут ведь многие были чуть ли не счастливы, когда самолеты НАТО бомбили Белград.
– Я не серб. Великая Сербия для меня – пустой звук. Но не сербы начали войну, как утверждаете вы. Почему только сербы – военные преступники и поджигатели войны? Гражданских войн не начинают те, у кого сила и власть. Не сербы хотели разрушить государство, которое существовало, и, как это ни странно, неплохо… Войну начали другие: хорваты, словенцы, мусульмане. Они и только они, даже если первый выстрел сделал какой-нибудь серб. У американцев тоже была гражданская война, но никому из них и в голову не придет назвать Линкольна преступником, поскидывать его памятники с постаментов. Все президенты до него и после него боролись с теми, кто покушался на целостность Америки. Все до единого. Так вот, друг мой, назовите мне страну, которая не пошлет войска против сепаратистов. Все борются с этим злом, и вы, военные…
– Я уже не служу, и давно.
– Ах так… Тогда пшепрашам, как говорят поляки. Скушно здесь, знаете ли, вот я, старый дурак, и разболтался…
– И правильно сделали, – поддержала грека Йованка. Глаза у нее горели, разговор явно взволновал ее.
– Во время войны я был умнее, – поблагодарил ее взглядом грек. – Тогда мой девиз был: ни слова о политике. Это меня и спасло. Городок трижды переходил из рук в руки. И каждый раз меня хотели расстрелять и не знали за что. Отец Ненад продырявил из автомата мою вывеску, она ему показалась богохульной. А мусульманам нравилась. Отец у меня был коммунистом, а я так и не крестился. Ненад хотел меня силой крестить, бзик у него такой был – всех обращать в православную веру. Но Костас Папастефану был сыном своего отца. И неверующим, с вашего разрешения. И все об этом знали. И даже Резник уважал мой нейтралитет.
– Тот, который стрелял с Печинаца.
– Тот самый. Только с Печинаца он не стрелял. Он ходил за перевал на гору Главу и там устраивал свои засады. Один бог знает, как ему удавалось. Ребята из батальона Мило Недича знали, откуда он стреляет в людей на перевале. Они сами за ним охотились. Только ведь Резник, он как дух: был, убил и исчез. На несколько недель пропадал куда-то и опять вдруг объявлялся на Главе. Стрелял. Снова исчезал. А на перевале прибавлялось свежих могил и сгоревших грузовиков.
– У него был гранатомет?
– Не думаю. По машинам стреляли с Печинаца. У них там была и артиллерия, слава богу в небольшом количестве.
– Слава богу?
– Что, не совсем нейтральный комментарий? – Костас усмехнулся. – Но ведь так и было. Здесь было много беженцев. Люди хотели пережить безумие, а потому и стремились сюда, на окраину Боснии. Дорога через перевал кормила всю сербскую часть страны. Люди ездили через границу, везли назад продукты, а кое-кто и оружие. Только мусульмане убивали их всех без разбору. Даже пеших, а это были в основном женщины. Поначалу Султан разрешал пропускать через перевал тех, кто шел только с ручной кладью. Но когда и бабы стали носить патроны, стрелять стали во всех, кто попадал на мушку. И тут уж Резнику не было равных! Стрелял он, как олимпийский чемпион, практически без промаха. Только ночью удавалось проскочить перевал, да и то не всегда…
– Вы тоже ходили за границу?
– Пару раз, зимой, когда другие пути засыпало снегом, а Резника с Главы прогонял мороз.
– И снайпера не могли убрать?
– Я же сказал, за ним охотились. У сербов тоже были снайперы. Мило посылал снайперов на Главу, а сам в очередной раз пытался взять штурмом Печинац. Только на одной горе приходилось воевать с призраком, а на другой с несчетным количеством мин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110