Будь на ее месте худенькая Дорота Ковалек, я бы, вне всякого сомнения, удержал ее. Но случилось то, что случилось, и, слава богу, что свидетелей случившегося, кроме нас двоих, не было…
На какое-то мгновение я потерял сознание, а когда оно вернулось ко мне, я увидел ее глаза над собой. Они были близко, я разглядел тонюсенькие, как паутинки, морщинки, разбегающиеся на виски. Ее полуоткрытые губы оказались рядом с моими, к ним даже не нужно было тянуться. Я чувствовал тепло ее щеки, ее тела под рубашкой, слышал, как стучит ее сердце вразнобой с моим. А потом она уткнулась носом в мою небритую щеку и выдохнула:
– О господи!..
Она лежала на мне, обнимала меня. Ее волосы щекотали мое лицо. Она дышала мне в ухо, такая тяжелая, теплая, своя… Одним словом, я коснулся губами ее губ и вспомнил вдруг детство, школу, соседку по парте, с которой мы оказались вдвоем в сарае…
– Йованка, – пробормотал я. И вдруг забыл о том, что хотел сказать дальше, а хотел я извиниться по дурости своей и, слава богу, не изви…
– Ты поцеловал меня, Малкош, – шепнула она.
Дыхание у нее было горячее, а груди, лежавшие на моей груди, мягкие, тяжелые и очень теплые. Мы лежали в холодной грязи, рядом с ледяной горной речкой, и одна ладонь моя была на ее голом бедре, на которое летели обжигающие кожу брызги…
Йованка пошевелилась. Что-то холодное коснулось моей шеи рядом с ухом. Это был ее нос. Она ткнулась носом в мою сонную артерию. На ответный нежный поцелуй это никак не походило…
– Мы промокнем вконец. – Я с трудом выдавил из себя слова.
Нос, ползавший по моей шее в поисках тепла, замер. Губы ее легко коснулись моей ключицы, плеча, подбородка, щеки…
– Ну так давай разденемся, – промурлыкала она.
– Здесь, сейчас?!. – У меня голова пошла кругом. – Ты с ума сошла…
Йованка еще разок поцеловала меня и, вздохнув, начала подниматься. Сначала она, опершись на мое плечо, встала на колени, потом поднялась на ноги… Я едва успел ухватить ее за левую щиколотку.
– Не двигайся, Христа ради!
Наконец-то я смог перевести дух.
Как ни странно, моя фланелевая рубаха оказалась почти сухой: я упал на большую кочку, поросшую осокой. А ее ковбойку с короткими рукавами нужно было выжимать и сушить. Я встал на ноги и расстегнул пуговицы на рубахе.
– Давай поменяемся, простудишься.
– Ничего мне не будет, – тихо возразила Йованка. – Я уже тебе говорила, я не сахарная. – Она смотрела куда-то в сторону.
– Ну-ка давай без разговоров! – Я снял рубаху и протянул Йованке. – Когда вернемся, надо будет разжиться теплой одеждой… Попросим у Дороты.
– И ты думаешь, я смогу надеть на себя ее тряпки? – Йованка рубаху взяла и начала стягивать с себя насквозь мокрую ковбойку, мелко постукивая зубами.
Слева похожая на сказочного зверя гора, поросшая лесом, пожирала змею ползшей с запада грунтовой дороги. Прямо передо м «ой было похожее на перевернутый таз взгорье, а справа высился крутой каменистый откос скалы.
Первого солдата я увидел, когда мы уже почти миновали невысокий хвойный лесок. Сначала я увидел вышку и стоявшего на ней часового, а потом и сам блокпост, довольно-таки неказистое сооружение из мешков с песком и досок.
Если бы не вышка и мачта с голубым флагом миротворческих сил, случайно забредший сюда грибник мог бы пройти мимо поста, не заметив его. Ежинову Гурку, а точнее сказать, дорогу, проходившую через существовавшее только на топографических картах село, охранял караул поляков. Пост стоял на бойком месте: как раз здесь и ходили через границу нынешние контрабандисты, потому как более глухого медвежьего угла в Боснии попросту не было. Что касается дороги, то ничего, кроме горячей пищи для солдат, по ней уже давно не возили.
Пахнуло жареным луком, рот мой непроизвольно наполнился слюной. День выдался нервным, богатым на события, перекусить мы так и не успели.
Взобравшись на невысокий глинистый откос, я втащил на него Йованку, а когда поднялся с колен, Красавчик – я про себя назвал его так из-за пижонских, наискось подбритых бакенбардов – в бронежилете стоял в непосредственной близости от нас, с автоматом «узи» наперевес. В каком он был звании, понять не представлялось возможным из-за того же бронежилета, этот тип вполне мог быть и командиром блокпоста. Судя по морде, прямо скажу довольно-таки наглой и уже крепко помятой, он мог быть кем угодно, даже приехавшим на дальний пост с инспекцией генерал-лейтенантом. К счастью, капрал Блажейский стоял с ним рядом. Вот ему я и адресовал свою обезоруживающе широкую улыбку.
– Насколько я понимаю, мы немного нарушили?
Лицо Красавчика стало суровым.
– Вы нелегально пересекли границу Мусульмано-Хорватской Федерации, а также находились на территории минного поля без соответствующего на то разрешения.
– А с чего пан взял, что мы пересекли границу?
– А как же иначе вы попали бы к нам?
Крыть, как говорится, было нечем: блокпост Ежинова Гурка находился за пределами Республики Сербской.
Я примиряюще улыбнулся:
– Ну скажем так: мы заблудились в здешнем лесу… Я слышу запах ужина. Блажейский, мы чертовски проголодались. Неужели вы не накормите даму и ее кавалера?
Капрал Блажейский нерешительно переступил с ноги на ногу, но Красавчик продемонстрировал поразительную крепость духа:
– Вас накормят в военном городке. Дарек, свяжись с дежурным по лагерю, пусть высылают транспорт для нарушителей.
Мой боевой товарищ Дариуш Блажейский бессильно развел руками.
– Понятно, – сказал я. – Вам приказано арестовать нас. Но хотя бы поговорить с сослуживцем…
– Никаких разговоров! – перебил меня Красавчик. – Мы наслышаны о вас, пан капитан!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110