– Угу.
Двести пятьдесят долларов, конечно, были для меня сейчас целым состоянием, но с другой стороны, останься Кривоклык в большей сохранности, я бы тут сейчас не сидел.
– А за остальных награды не было?
– Нет. Впрочем, – добавил шериф, – Сэм Хопкинс, местный представитель Компании, платит за клыки зеленошкурых. По три доллара за пару.
– Не густо.
Я покосился на Толстяка. Возможно, гобл и не соврал насчет глухоты после взрыва, или нервы у него были стальные. Он продолжал жрать.
– Хочешь пристрелить этого? – Шарго совершенно правильно истолковал мой косой взгляд. – Лучше дождись, пока выйдет наружу. Мак чертовски не любит отскребать со стен всякое дерьмо после пальбы… и дерёт за это втридорога.
– Я… подумаю.
– Подумаешь? – кажется, шериф сомневался в моих умственных способностях… причем заслуженно. – Ну, смотри. Здесь, в Пограничье, это не самая полезная привычка.
– Да уж, – пробормотал я, – это я успел заметить.
– Будь я на твоем месте, – Шарго начал подниматься, точнее, воздвигаться из-за стола, – не стал бы ломать голову там, где незачем.
– И все-таки, – возразил я, дождавшись, пока за выходящим шерифом захлопнется дверь салуна, – я подумаю.
Гобл тем временем дочистил свою миску и тоскливо уставился на мою, почти нетронутую.
– Ну, как тебе наш светоч законности?
– Внушает.
Осторожно взяв стакан, я сделал маленький глоток. Молоко было холодное… и вкусное. Осмелев, я сделал глоток побольше…
– Зараза, каких мало! – глядя на стакан, с чувством произнес гоблин.
– Кхыр-р-р-бэ-э-э!
Молоко я удержал в руке исключительно чудом. Еще удивительнее было то, что в желудке удержалась уже проглоченная часть яичницы.
– Вор, убийца и лжец.
– Чего? Так ты не про козу?!
– Козу? – непонимающе повторил Толстяк.
– «Скотина», это про кого было?
– Про Билли, само собой. Первая скотина здешней помойной ямы. А видел бы ты его подручных, – принялся разглагольствовать гобл, – один другого гаже. Отборнейшие ублюдки…
– Толстяк, – перебил я гобла, – ну-ка, напомни, при каких обстоятельствах мы с тобой встретились?
– Ы-ы-х, я ж не говорю, что пять минут назад спустился из вашего Рая, – ничуть не смутился гоблин. – Но до Билли Шарго с его сворой Кривоклыку было далеко…
В последнее я вполне был готов поверить. Как и в то, что нелестные речи о мистере Шарго – совсем не лучший способ мирно просуществовать в этом городишке хоть пару дней. Гоблин-то по жизни двинутый, а сейчас еще и на голову стукнутый, мне же лишние проблемы ни к чему – хватает и тех, что уже имеются.
– Толстяк.
– Чего?
– Мне тоже нужно немного твоего молчания.
* * *
В тюфяке не было клопов. Этот простой факт сразу поднял мое мнение о мистере Хавчике и его заведении на добрых пять пунктов. Ни клопов, ни блох, ни москитов – в комнате явно поработал хороший маг-диз… дизин… короче, здесь стояло хорошее заклятье от насекомых.
К сожалению, на гоблинов оно не действовало.
– Мне нужны свечи.
– Зачем?
Клянусь, я был уверен, что ни один из возможных ответов гоблина не заставит меня удивиться. Но я, в который уж раз, недооценил Толстяка.
– Для моего шедевра.
– Че-е-его?!
– По ночам ко мне обычно приходит муза, – пояснил гобл.
– Так, – начал я, – про девку никакого разговора не было.
Толстяк тяжело вздохнул.
– Муза, это не девка, – сообщил он. – Вернее, девка, но бестелесная. Вдохновение дарит и все такое. Проще говоря, по ночам я люблю малевать.
Свались мне сейчас на голову стропило – и то навряд ли я был бы ошарашен сильнее.
– А?!
– Рисовать, картинки делать. Эй, ты только не говори, что в жизни картинок не видел.
– Видел, – кивнул я, – но готов спорить на, на… на всё, что у меня есть – ни одна из них не была нарисована гоблином!
– Знаешь, – после недолгого молчания сказал Толстяк. – Будь у тебя барахлишка на тыщу-другую, я бы тебя сейчас раздел.
Теперь уже наступила моя очередь молчать. Картина, значит… маслом… или там, гравюра… произведение искусства, проще говоря. И гоблин – зеленый, клыкастый, вонючий… впрочем, к запаху данного конкретного гобла я то ли уже привык, то ли что.
По отдельности гоблин и картина вполне существовали. Но вот совместить их моей голове не удавалось.
– Ты хочешь сказать, – пробормотал я, – что гоблины умеют рисовать?
– Умеют-умеют, – заверил меня Толстяк. – Не все, канечшна, – подумав, с явным оттенком превосходства добавил он, – но некоторые, наиболее выдающиеся представители нашего народа.
– Выдающиеся чем, пузом?
– Между прочим, – гобл обиженно выпятил губу, из-за чего стал выглядеть вдвое страшнее, – я потомственный художник. Моему дедуле даже Пещеру Славы доверили размалевать! Эх, – мечтательно закатив глаза, вздохнул Толстяк, – видел бы ты, как мастерски дедуля изобразил нашу победу над орками Сухой Долины. Придешь, бывало, в пещеру, глянешь – а рука уже к дубине так и тянется, врезать по их гадским рожам! А орнамент! Лучше дедули орнамент из черепов никто выложить не мог!
– Да, – с сарказмом произнес я, – верю, это был великий мастер.
– А то! Когда его бизон затоптал, на Прощальное Пиршество со всей округи сбегались – палец там выклянчить или хоть косточку пососать.
Мне уже рассказывали про гоблинское отношение к собственным покойникам. Но все-таки одно дело – когда слушаешь байки старого пьянчуги в станционном баре, и совсем другое – когда примерно те же бытовые подробности жизни гоблов излагает самый натуральный гоблин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18