Там, у позолоченного столика, сидел человек и читал газету. Рядом с чугунной вазой с искусственными цветами стояла маленькая урна. Пако коснулся ее рукой и вздохнул.— Пепел бедняги Жозефа, — сказал он. — Всегда надо помнить о старых друзьях, Морис.Человек с газетой равнодушно пожал плечами. Пако покачал головой.— Напрасно он вынудил меня убить его, — грустно молвил он и, войдя в одну из дверей, оказался в своем кабинете. Это была длинная комната, загибавшаяся в конце, напоминая букву «Г». Пройдя по белому ковру, Пако сел за инкрустированный стол, выдвинул ящик. Оттуда он извлек блокнот, а также маленькую красную книжечку.Минут десять Пако сосредоточенно зашифровывал сообщение. Затем он встал и прошел в соседнюю комнату, где находился передатчик, у которого сидел человек с наушниками на шее и читал книгу в яркой бумажной обложке.— Когда следующий сеанс, Пепе? — спросил Пако. Тот глянул на часы в передатчике.— Через пять минут. Они будут нас слушать в двадцать три ноль ноль.
Держа в руках розовый листок с радиограммой, Макуиртер с комично-набожным видом шествовал по коридору за цепочкой монахов. Дойдя до конца, монахи свернули к кельям, где им было положено находиться ночью под присмотром вооруженных людей Габриэля. Макуиртер же прибавил шагу и направился в апартаменты покойного настоятеля.Габриэль сидел за столом и с карандашом в руке изучал бумаги в красной папке.— Гермес спешит, вестник богов, — провозгласил Макуиртер, помахивая листочком. — В высшей степени интересное сообщение от нашего друга Пако.— Погодите. — Габриэль сосредоточенно читал. Макуиртер надул губы и стал медленно прогуливаться по узорчатому ковру. Прошло две минуты. Габриэль закрыл папку. — Только коротко, — сказал он.Макуиртер положил перед ним листок.— От Пако, — сказал он. — Похоже, некая молодая особа, хорошо известная Пако, проводит разведку в его епархии. Упоминала Габриэля и говорила об алмазах. Пако полагает, что кто-то навел ее на след, и спрашивает, не надо ли выяснить кто.Габриэль откинулся на спинку кресла, уставясь бесцветными глазами на Макуиртера.— Пако может поступить разумнее, — сказал он. — Мы охладим пыл тех, кто сует нос не в свои дела. Передайте Пако, пусть убьет эту молодую особу сегодня же.— Есть. — Макуиртер взял листок, что-то записал на оборотной стороне. — Итак, приказ поступил в двадцать три тридцать.— Это все? — спросил Габриэль. — Есть сведения от других агентов? Что происходит?— Только то, что запланировано. Калонидес провел первую репетицию. Получилось на пять минут дольше, чем требуется, но он не волнуется. Как-никак это первая проба.— Хорошо. Передайте мое распоряжение Пако.— А что, если он заартачится? Как-никак это девица, с которой он спит.Габриэль взял другую папку и, покосившись на Макуиртера, сказал:— Пако не заартачится. Он получит удовольствие. Я его хорошо знаю. У него будет повод пролить слезу. Он это обожает.Двадцать минут спустя Пако расшифровал приказ Габриэля в своем кабинете. Он медленно поднес к листку спичку и смотрел, как тот превращается в пепел. Он подумал о Николь, о ее теплом мягком теле под ночной рубашкой, о длинных ногах в чулках с подвязками…На глазах у него выступили слезы, и одна покатилась по толстой щеке.
— Не понимаю Сибелиуса, — говорил Вилли Гарвин. — Много шума, а мелодии нет. Вот старина Моцарт — совсем другой коленкор. Он-то умел писать музыку с мелодией.— Я не утверждаю обратного, — отозвалась Модести, стараясь говорить тише. — Если выбирать кого-то одного, я предпочла бы Моцарта. Просто я хотела сказать, что если ты постараешься вслушаться в Сибелиуса, то твои усилия не пропадут даром…Было около двух часов ночи. Вокруг пустого старого рынка дремали темные дома. Над головами Модести и Вилли луна вдруг скрылась за большим облаком. Они приехали пятнадцать минут назад на мотороллере Николь, который оставили в пяти минутах ходьбы от рынка, чтобы не привлекать лишнего внимания.На Модести были серый свитер, черная юбка, черные колготки и туфли без каблуков. Через плечо — перекинута сумка на ремне с очень большой застежкой, над которой много потрудился Вилли Гарвин. Если потянуть за деревянную пластинку, она легко отходила, и в руке у Модести оказывалось конго.Вилли курил сигарету, прикрывая горевший кончик ладонью. Он был одет в темные брюки и черную куртку с полузастегнутой молнией.Модести с Вилли молча сидели на невысокой ограде неподалеку от музея.— Ладно, — нехотя сказал Вилли. — Предоставим Сибелиусу последний шанс. Но вряд ли он им сумеет воспользоваться, Принцесса. Боюсь, ему не придется хвастаться, что я один из его горячих поклонников. Я устаю от типов, которые требуют, чтобы я очень уж напрягался, когда их слушаю.— Крепись, Вилли-солнышко. Я тебя прекрасно понимаю, но ты всегда имеешь возможность вернуться к старине Моцарту и к его прочим более мелодичным коллегам. — Модести вытянула ноги. Ей было приятно сидеть в темноте и ждать чего-то очень важного в обществе Вилли Гарвина. Такое уже случалось не раз в прежние времена, и воспоминания о былом повышали настроение.Модести понимала, что многие ни за что не поверили бы, скажи им, что у нее с Вилли есть немало тем для разговоров, кроме профессиональных проблем. Но Вилли знал и успел повидать столько всяких разностей, что в смысле умения вести беседу мог заткнуть за пояс большинство средних представителей современного общества. Модести постоянно открывала в нем что-то новое и надеялась, что и он не скучает в ее компании. Кроме того, у него имелись свои взгляды. Порой они удивляли, но тем не менее они были его собственными, и нередко к ним стоило прислушаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78