– Эт ты, что ль, Козыря спрашивал?
– Ну, я, – подтвердил Казарьянц и отхлебнул пива.
– Так идем, – сказал бритоголовый, кивая на дверь.
Они двинулись по полутемному, узкому коридору, причем бритоголовый шел все время сзади. Свернули направо, спустились немного вниз. Тут бритоголовый придержал гостя за локоть.
– Пришли.
Казарьянц хотел переступить порог комнаты.
– Постой, – сопровождающий быстро обыскал его и вынул из кобуры служебный пистолет.
– Пока у меня побудет, не возражаешь?
В комнате Казарьянц увидел двоих. И обоих узнал. По фотографиям.
– Я – Козырь. Чего надо? – произнес один – невзрачный мужчина лет сорока пяти. Только теперь Казарьянц разглядел, что на столе перед сидящими – карты.
– Дело есть, – сказал полковник. – Два слова наедине.
– Скажи сначала, кто таков.
– Полковник Казарьянц, областное управление ФСБ.
– Вот как? Полковник? А может, генерал? – усмехнулся Козырь. – И что же понадобилось товарищам из столь важной организации от бедного Козыря?
– Ничего. Наоборот, я вам хочу оказать услугу.
– Уже интересно, – Козырь достал что-то из кармана. Раздался негромкий щелчок. В полумраке блеснуло узкое лезвие. – С каких это пор Контора нам услуги оказывает?
– Вы хотите знать, кто и почему заказал Сычева?
– Сыча? А ты знаешь, полковник?
– Да, – уверенно проговорил Казарьянц.
– Так, братва – выйдите на минутку, – велел Козырь. – Мне тут с гражданином полковником покалякать надо…
Ленинград, 1973й год
Вид начальника отдела по работе с иностранными делегациями не предвещал ничего хорошего.
– Я понимаю, капитан Никулин, что вас специально командировали к нам из Москвы. Но и вы нас поймите. Если они обнаружат слежку, то будет большой скандал. Да и зачем это надо? В этой группе – одни журналисты, я точно знаю…
– Извините, Владимир Алексеевич, но я выполняю приказ. Вы можете созвониться с моим руководством и…
– Ладно, ладно, Никулин. Работайте, раз уж приехали. Что вам для этого нужно?
– Все как обычно. Машина со спецоборудованием, группа поддержки.
– Сколько человек? – хмуро спросил начотдела.
– Я думаю, двоих хватит. Если что, потом подключим еще – по ходу дела.
Павел Игнатьевич Никулин
Я всю жизнь старался делать все так, чтобы иметь выбор, сохранять контроль над ситуацией. Тогда, в Ленинграде, мне казалось, что задание мое пустяковое, что все дело – в терпении, и никаких подводных камней на моем пути встретиться не должно.
Я ошибался – и, может быть, единственный раз в жизни так крупно. Я начал операцию очень хорошо; как и наметил, «случайно» вступил в контакт с этой француженкой, Элен. Она представляла довольно популярную в Европе газету и, кроме того, входила в состав нескольких правозащитных организаций, вела переписку с бывшими диссидентами, осевшими за пределами СССР. А я выдавал себя за идейного борца против режима, члена тайной группы, которая якобы готовит для передачи на Запад документы, изобличающие советский строй. Вначале она не поверила. Но – меня учили говорить с людьми так, чтобы в конце концов они начинали верить. К тому же (я знал это) Элен была одинока после развода с мужем, а мне разрешили использовать в своей работе все методы, вплоть до личных контактов… Что ж, я не преминул воспользоваться этим разрешением своего начальства. Тем паче, что мой французский был весьма хорош…
Конечной целью всей операции было выявление каналов переправки в страны Западной Европы материалов, порочащих нашу действительность. О том, что такие материалы постоянно идут к нашим оппонентам, мы были осведомлены. Элен проявила интерес к якобы имеющимся у меня бумагам, и мы договорились, что я передам их ей за день до ее отъезда из Москвы. К тому времени мы уже, конечно, переспали. Я, признаться, ощущал некоторую неловкость, зная, что мои коллеги внимательнейшим образом, и не один раз, прослушивали все то, что происходило в номере гостиницы, где жила Элен. Однако старался забыть об этой чепухе и заставлял себя думать о повышении, которое мне было обещано в случае удачного исхода дела.
Итак, «бумаги» были подготовлены. И я понес их Элен. Едва я переступил порог ее номера, как следом ворвались мои коллеги –"страшные агенты Кей-джи-би" во главе с начальником спецотдела Ерохиным, моим старым знакомым. Естественно, что я был «схвачен», и меня прямо на месте начали «допрашивать» с пристрастием. Элен, конечно же, закатила им истерику. На четырех языках она кричала о нарушении прав человека, о том, что в СССР попираются демократические свободы. Но Ерохин, не слушая ее, продолжал играть в «злого следователя». Обзывал меня шпионом, грязным наймитом ЦРУ и время от времени давал мне оплеуху, матерясь при этом на чем свет стоит. И это, в конце концов, добило мою бедную француженку. Она согласилась рассказать, кому и как поступают материалы. Назвала адреса двух человек в Москве, которые более-менее регулярно дают данные, интересующие определенные круги на Западе. Назвала телефон посредника в Германии, через руки которого проходят все материалы.
И тут Ерохин сделал то, за что потом я набил ему морду (почему меня и выгнали из Системы). Он приобнял меня за плечи и сказал: «Поздравляю, товарищ капитан. Отличная работа!». Я понимаю, что этим он хотел окончательно уничтожить француженку морально. Подорвать, так сказать, ее боевой дух уже навсегда. Но он оплошал. Как оплошал и я, недооценив градус женского фанатизма. Элен взглянула на меня… Никто и никогда потом не смотрел на меня ТАК. Шагнула к открытому окну… Помню только истошный вопль Ерохина: «Держите ее, она чокнутая!!!»
Конечно же, разразился скандал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72