У шефа заблестели глаза. Да, это был горячий материал! Представляете, в самый разгар кампании за моральное очищение общества выясняется, что ее идеолог черен как мавр, а еще через несколько недель его преемник, которого партия провозгласила чуть ли не архангелом Гавриилом, тоже схвачен с поличным и барахтается в грязи.«Нет! – твердо сказал Рено.– Что означает это «нет»?– Ты ничего не сможешь доказать. Тот факт, что мальчик на меня похож, еще не говорит о том, что он мой сын.– А мы кое-что к этому добавим в качестве доказательства.Я снова показал ему фотографию.– Как ты думаешь, что скажут люди, когда увидят эту фотографию? Мой шеф поручил мне подать материал в виде фельетона, который будет публиковаться в отрывках, чтобы растянуть его на несколько номеров – это сразу увеличит наш тираж. Часть репортажей у меня уже готова, и как только я вернусь из Бурже, мы начнем публикацию. И тут уж придется всюду поставить точки над «i».Я увидел, что Рено лихорадочно ищет выход. Проще всего было умолять меня не делать этого, но он не мог, это было выше его сил. Он понимал, что я жду этого, и в глазах его застыл детский страх.– Я подам на тебя в суд! – пригрозил он. Я пожал плечами.– Так все говорят…Он чуть-чуть собрался с силами.– Но я непременно сделаю это и ни за что не соглашусь на мизерное возмещение убытков. Я потребую денег, столько денег, что это вконец погубит вашу газету.Я всегда испытываю жалость, когда слышу такие идиотские заявления.– Ты знаешь так же хорошо, как и я, – возразил я Полю, – что о возмещении убытков может идти речь, если человек незаслуженно опорочен, то есть в качестве доказательства приведены ложные факты, но мы не собираемся лгать. Дювивье же не попытался начать против нас процесс! Он просто не смог бы этого сделать, ибо все, что мы о нем писали, – чистая правда. – И я добавил: – Когда над головой Дювивье разорвалась бомба, наши читатели свалились со стульев. Они немедленно заклеймили и отвергли Иуду, а на его место призвали непорочного Парсифаля. Если же им станет известно, что у нашего Парсифаля есть внебрачный сын, от которого он отказался, и вместо того, чтобы взять мальчика в свой дом, упрятал его в приют, – я думаю, все, кто еще сохранил хоть какую-то веру в справедливость, отвернутся от тебя.– Ты преувеличиваешь. И ничего не сможешь доказать. Ничего. Может, ты и завоюешь широкого читателя, но судебный процесс выиграю я.– Какие еще нужны доказательства! У тебя есть внебрачный сын, и ты упрятал его в сиротский дом!– Я выиграю процесс! И это будет твоим концом! Подумай, прежде чем что-то начать. Предупреждаю, процесс кончится для тебя плохо!Оба мы прекрасно понимали, что не будет никакого судебного процесса.– Фу, Рено, ты просто жалок! Ну хотя бы попросил меня, разозлился или назвал бы проходимцем!Поль начал раздражаться.– Если ты будешь продолжать в том же духе, Сакс, ты об этом пожалеешь. Ты поплатишься за все.– Ну еще бы! Я уже не раз слышал, что мы, газетчики, за все поплатимся.– Я обещаю тебе это!– Другие тоже обещали! Я имею в виду – они все это себе представляли в своих мечтах, в своем воображении! И ничего… Если бы мы боялись вас, мы бы не были журналистами. Смысл нашей работы – обезвредить таких, как ты, лишить вас власти. Ибо те, кто дал вам эту власть, прочтут нашу газету и поймут: нет дыма без огня, пусть даже не все здесь правда. А уж в данном случае огня хватает!Поль разом сменил тон.– Послушай… – сказал он тихо. Он принялся умолять меня.– Ничего не выйдет, старина! – твердо стоял я на своем.Он перепугался до смерти.– Хорошо, – бормотал Поль, – я в твоих руках. Ты хочешь, чтобы я молил тебя о пощаде? Смотри, я делаю это. Я умоляю тебя, Пьер, умоляю!Впервые он назвал меня по имени. Я еще не видел более жалкой картины.– Ты ведь сам говорил, что существуют правила игры, и что ты со мной тоже не стал бы церемониться. Помнишь?Однако он не сдавался.– Я прошу не за себя!– За кого же? За тестя?– Нет.– За кого?– За Жаклин.– Не вмешивай в это дело Жаклин! – заорал я в бешенстве.До чего же омерзительно было слышать, как он упоминает в этой ситуации имя жены!– Ты же говорил, что ненавидишь мелодрамы.Я вдруг осознал, что жена Поля, по всей вероятности, даже не знает о существовании его внебрачного сына.– Ты женился, даже не сказав жене о том, что у тебя есть сын?Поль опустил глаза.– Да. Моя жена ничего не знает. Я сотни раз хотел рассказать ей об этом, но не смог, у меня просто не хватило духу. Прошу тебя, не сможешь ли ты сделать так, чтобы не вмешивать в это дело Жаклин?Я подошел к окну. В какой-то момент я заколебался, но вдруг вспомнил, как он сказал о жене Дювивье: «Лучше бы она пораньше узнала о подвигах своего мужа. Все в конце концов выходит наружу».И тут вошла Жаклин.– О, ты здесь! – воскликнула она. – Поль, тебя к телефону.Увидев меня, она почему-то испугалась и явно не знала, как ей себя вести со мной.– Не обращайте на меня внимания, – буркнул я и поспешил удалиться». 5 – Итак, подведем итог, – сказал Маркус. – Вы сообщили этому человеку, что знаете о существовании его внебрачного сына и собираетесь опубликовать по этому поводу серию репортажей в вашей газете?– Да.– Он испугался и стал предлагать вам деньги, а потом просил отказаться от этой публикации?– Именно так.– Вы подумали сначала, что он боится потерять свое доброе имя и не хочет, чтобы об этой истории узнала жена?– Верно.– Расскажите, почему вы решили не печатать репортажи и обратились в полицию.По морщинкам, набежавшим вокруг глаз Рено, Маркус понял, что тот слушает очень внимательно.«Это как раз то, что ему хочется знать больше всего, – подумал инспектор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33