Стахор и Савва Митковичи.
КАК СТАХОР НА РОДНУЮ ЗЕМЛЮ СТУПИЛ
Долог путь, и есть время многое вспомнить…
…Шел сюда Савва, надежда была: братья кругом. Люди веры одной, одного языка. Царь справедливый, всех русских отец и защитник.
А пришел, вместо панов, – бояр, жестоких да хитрых, понасмотрелся. Еще пока жил царь Иван, бояре шуметь побаивались, сами не раз на дыбе стонали. Умер Иван, почали бородатые на черном люде свою месть править. Посполитые на Руси мало чем меньше за королевских терпели.
Были они и впрямь как братья. Куском хлеба с Саввой делились, сына его чужие женщины принимали к себе, как своего кровного. Близким был и обычай, и горе людское, и тайный шепот о воле.
С низовья в Углич приносил волжский ветер разные слухи. Манил на широкие речные просторы, на казацкие струги. Да, томилась душа по родному Полесью. Думал: окрепнет Стахор, к тому часу и законный срок розыска беглого кончится. По литовскому статуту, через семь лет беглый к пану более не возвращался. Мог сам выбирать нового господаря. Стало, вернется он с сыном домой не «отчинником», а человеком свободным, «похожим».
От весны до весны все откладывал возвращение на родину. И вот… дождался. Пришлось бежать не оглядываясь. Стахор не отставал от отца. Рядом шел. Немного, казалось бы, накопили сил – хлопцу восемь лет жизни, а не всякий взрослый мог с ним управиться.
Видно, в том причина была, что «от многих матерей испил малый Стах, от того вырос хлопцем, что не было ему ровни за многие годы».
Правду о нем записал чернец Иннокентий.
Ни слез, ни жалоб не слыхал Савва от сына. Только иногда, в минуты злого ненастья, поднимал мальчик к отцу свои большие, с зеленым блеском глаза и тихо спрашивал:
– Мы домой идем, тата?
Дома не было. На всей земле не было дома у Саввы и сына его. Были им кровлей густые деревья, ель да сосна, мягкой постелью мох лесной, а покрывалом армячишко худой.
Шли долго. Путь начинали по исходу дневных часов. Стороной обходили города и большие селения. В глухих хуторах находили приют. Где могли, трудом своим помогали убогим крестьянам. Покормят за это, от дождя и ветра, а то и от стражников уберегут – и на том спасибо.
Чем ближе подходили к литовскому рубежу, тем плотней обступали их густые леса.
Стахор обвыкся среди деревьев. Мог и в темноте найти криницу с холодной прозрачной водой или по чуть заметной звериной тропинке, не заплутав, выйти к колючему малиннику и набрать полную шапку еще не поспевших, сладко пахнущих лесных ягод. Научился лазить по гладким стволам, разгонять диких пчел и осторожно вытаскивать из дупла липкие, душистые соты. Ничто не пугало Стаха в лесу. Ни звери, ни птицы, ни глухое безмолвие ночи, ни частый ропот дождя, ни вой ветра среди вершин высоких деревьев.
Так есть на этом свете, значит – так и должно оно быть.
Стахор шел на свою родину, которой не знал, о которой лишь слышал рассказы отца. Но была она хлопцу дорога и желанна. И светило ему солнце. Пели птицы. И в далеком небе будто слышались колокола.
* * *
Однажды, душной ночью, подойдя к самому рубежу у излучины тихой реки, Стахор почуял запах горящей хвои.
– Где-то костер недалеко, – предупредил он отца.
– Не костер это, – ответил Савва, – слушай…
Из темной дали стеной застывшего леса возник одинокий тоскливый вой волка. Сперва одного, потом другого. Им откликнулись еще и еще. Вой рос, приближался, видно, звери сбегались в стаю к реке. Над лесом занималось бледное зарево. Запах гари усилился.
– Пожар! – сказал Савва.
За кордоном горели леса. С трех сторон охватив пущу, огонь подбирался к границе.
Старый рыбак, тайно провозивший беглецов на своей душегубке мимо заставы, советовал переждать, остерегал.
Савва знал, сколь опасны лесные пожары и как бессилен против них человек, но пережидать вблизи от пограничных застав или вернуться на русскую сторону ему казалось опасным не менее, чем бежать по горящему лесу.
– Пожар всю конную стражу сюда к реке сгонит, – рассуждал Савва, – зато всех жолнеров из секретов повыкурит. Вот и пройдем не таясь. За ночь огонь стороной обойдем.
– К утру будем далеко, – поддержал его Стахор.
Рыбак не стал их удерживать, и скоро Савва и Стахор вошли в лес по ту сторону литовского рубежа. Некоторое время шли хорошо. Показанная рыбаком едва заметная тропинка уводила в глубь пущи, правее шумевшего огня.
К рассвету ветер неожиданно переменил направление. Темно-серая мгла стала заволакивать деревья и небо. Солнце, с трудом поднявшись над горизонтом, не смогло пробить тучи клубившегося смолистого дыма, все заволокло едким туманом, и Савва сбился с пути.
Ветер крепчал, гоня дым и огонь в сторону беглецов.
Стахор видел, как отец, протирая слезящиеся глаза и опускаясь на четвереньки, отыскивал след, как он шатался, сворачивая то в одну, то в другую сторону, что-то кричал ему, но мальчик не слышал.
Над лесом катился оглушающий, свирепый гул ветра и огня. Савва взял сына за руку, боясь потерять его в дымной тьме леса, и остановился, решая, в какую сторону им бежать. Вверху над ними, осыпая золотистым дождем искр, пронеслись сорванные ветром горящие ветки деревьев. Мелькнули темные пятна лесных тяжелых птиц. Понизу, среди замшелых пней, текли желтые горячие ручейки.
– Гляди, гляди! – крикнул Стахор.
Близкий огонь словно заворожил Стахора и Савву.
Сверкающие, огнедышащие змейки ползли к ним навстречу против ветра. Натолкнувшись на стволы сосен, шипя и извиваясь, они поднимались по сухой, нагретой коре, достигали вершины и там вспыхивали огромными факелами. Из стволов соседних деревьев, как из раскрывшихся ран, брызгала смола.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35