Ведь чуть раньше мы уже говорили на эту тему и было решено не называть наше нынешнее состояние сном.
– Тебе не избежать встречи с Черным, который… – Стоц как-то неожиданно успокоился. Вытер губы полой туники, для чего ему пришлось склониться, – туника была узкой, плотно облегающей тело. – Которому надо, чтоб ты свихнулся. Такая у него задача: сделать все, чтоб каждый, кто так или иначе входил с ним в контакт, свихнулся. Мой тебе совет – считай все сном. Так проще, надежнее.
Он некоторое время молчал, глядя к небо. Его темные курчавые волосы рассыпались по плечам. Я дивился, глядя на него, нынешнего: где любимец женщин, весельчак, умница? Откуда истерические ноты в поведении? Наплевать, сон это, ирреальная явь или управляемая галлюцинация, – лишь бы пожить здесь, насытить мозг необычностью ситуаций. Ведь задолбала нас скука жизни без чудес.
– Мне надо отлучиться на некоторое время, – сказал Стоц, совсем успокоившись. – Жди здесь. Скучать, думаю, не придется.
И, расправив крылья, умчался в темноту.
К костру с охапкой сучьев вышел Яков, следом за ним – Стеша. Она теперь была в другом платье, нарядном, – розовое с черным, простенький узор на воротнике и манжетах, серебристая рюшка по подолу. Скинула косынку – копна пушистых золотистых волос заискрилась в свете гаснущего костра. Прямо не верилось, что под подолом крохотули птичьи лапки.
«Интересно, а как она выглядит, когда остается в чем мать родила», – подумал я, представляя анатомические сложности сочетания птичьих ног с человеческим, вероятно, туловищем.
– А мы чаю попьем с мятой, – сказал Яков.
Он встал на колени и, приблизив лицо к еле тлеющим уголькам костра, стал дуть, выпучивая бородатые щеки.
– Терпеть не могу Стоца. Умным себя считает, а сам собственным глазам не верит.
Яков наконец раздул огонь. И теперь ломал сухие веточки и складывал их шалашиком над вспыхнувшей щепкой.
– Стоц – добрый. Но страшится слабость выказать. Да и тошно ему – тужится понять, а не получается. – Лесной человечек говорил густым голосом, хотя его фигуре подошел бы тоненький, как у Стеши.
– Завтра к русалкам сведу. Только приятелю своему не говори. Ошибается он – мы есть. И живем по своей воле, а не по прихоти Черного… И чего он страшится его?
– Прав ты, конечно. – Я повернулся к Стеше, устроившейся рядом со мной. Я даже чувствовал теплую волну, шедшую от ее хрупенького тельца. – Стоценко – добрый парень. И смелый, и умный. Да и как можно сразу поверить в происходящие чудеса? – Я развел руки. – Может, через какое-то время… Надо поломать что-то в себе, чтоб объяснить данную реальность.
– Говори проще. – Яков вытер руки пучком травы и шагнул в темноту… Вскоре вернулся с алюминиевым чайником, у которого ручка была из проволоки. Старенький чайник – такие обычно выбрасывают в утиль. – Стоц толкует, что мы – модулированный сигнал, голография… А мы есть, вот мы! Похожи на голографию?.. И дочку с сыном имеем. И нам не требуется телевизор. Зачем?.. Нам интереснее совершать инверсионные вояжи в глаза дедов, прадедов.
– Какие вояжи? – Меня удивили последние слова Якова, совсем не вязавшиеся с его обликом.
– Ин-вер-си-он-ны-е, – нараспев повторил Яков и усмехнулся: – Можешь сказать, кто был твой предок?.. Именно, самую малость… А я знаю все его радости и печали, – конечно, только то, что он сам завещал знать своим пра-пра…
Он откинулся на спину, сорвал добрый пучок травы, оборвал корешки, встряхнул и бросил в чайник.
Спустя несколько минут лесные люди пили чай, а я разглядывал их лица и рассказывал о своей старательской работе. Они слушали с интересом. Более того, делились секретами приготовления всяких травных настоек, а я жалел, что не могу всего записать, чтобы передать «Посоху», и надеялся лишь на свою память. Однако у меня возникла идея… Странно, что я не придал значения осязаемости, когда Стоц бросил чайник: значит, Яков и Стеша из того же вида материи, что и я! Будто ненароком, потянувшись к чайнику, коснулся Стешиного плеча… Точно! Я ощутил прикосновение. Но почему Стоц не обратил внимания на такой факт? Какая разница, может такое быть или не может? Главное – лесные человечки могут нам помочь, если появится нужда в их содействии.
Наверное, я им понравился. Яков заговорщицки подмигнул мне и сказал:
– Русалки – обычное дело. А вот что я тебе покажу – ахнешь.
Я встал и пошел за ним. Стеша махнула нам рукой и ночным мотыльком порхнула в темноту ночи.
Через несколько минут мы остановились перед входом в темный лаз.
– Перья свои скинь, – сказал Яков. – Здесь будет удобнее человеку маленького роста.
И я стал таким, как он, – низеньким, бородатым, но совершенно голым.
В руках Якова было по гнилушке, от которых исходил мягкий свет. Каменистые стены подземелья поблескивали капельками влаги. Иногда толстенное корневище преграждало нам путь, и приходилось становиться на корточки, чтоб продраться дальше. Я отметил, что осязаю корневища. Осязаю – еще одна загадка…
Через некоторое время мы уткнулись в бревенчатую стену. Это был тупик. Я осязаю; конечно, моих металлопроникающих способностей в данный момент было недостаточно, чтоб сломать возникшую на пути преграду. Сдуру я все же попробовал пройти сквозь стену, но лишь больно ударился лбом в крепкое дерево.
7
Яков положил гнилушки под ноги, извлек из-за пазухи конверт и просунул его в узкую щель между бревнами.
– Естественно все должно быть. Согласен?.. Сейчас, значит, делаешься лягушкой и лезешь вот сюда. – Он нагнулся и похлопал ладонью по бревнам в правом нижнем углу.
– Может, мышью? – сказал я, чувствуя отвращение:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72