- Загадочное происшествие в гостинице "Тадж Махал". Минувшей ночью пятеро неизвестных, вооруженных автоматами, проникли в гостиницу под видом гостей постояльцев. Вломившись в два соседних номера-люкс, бандиты выпустили в темноте полные диски по постелям, в которых должны были находиться их потенциальные жертвы. По счастливой случайности, однако, там никого не оказалось. На место происшествия сразу же прибыли офицеры службы безопасности гостиницы и полиция. В завязавшейся перестрелке были убиты трое бандитов и один полицейский. За двумя нападавшими, один из которых ранен, была организована погоня.
Текст диктора сопровождался показом фойе, лифта, коридора и обоих номеров. Пикейные одеяла, заботливо натянутые Россом на разнокалиберные подушки с диванов и кресел, были изрешечены пулями.
Сальме вжалась в спинку стула и почувствовала как на лбу внезапно выступила испарина. Она, бесстрашная, непредсказуемая, бесшабашная Чита, которой всегда и все было нипочем, которая не боялась ни черта, ни дьявола, ни их несметных подручных, которая, очертя голову, бросалась в самое пекло отчаянных авантюр, она испугалась. И не того, что есть или будет, а того, что могло быть - и миновало. Она впервые осознала, что ей теперь действительно есть что терять. И тут услышала спокойный, насмешливый голос Росса:
- Надо же, как кучно стреляют ребята. Не очень результативно, но зато кучно. Словом, молодцы!
V. ... - Я червь, - я Бог!
Иван быстро шел по длинному кремлевскому коридору. Прилетев в Москву, Сальме остановилась в "Президент-отеле". Номер был заказан солидным лондонским агентством по путешествиям с недельной предоплатой, кем именно неизвестно. Росс проводил её до Якиманки и договорился о встрече тем же вечером. От самого Шереметьева он поставил её под неусыпное око наружки, а гостиничный люкс - на прослушивание. Без заезда домой заскочил на работу, где ему сообщили, что его срочно вызывает Зондецкий. И вот, созвонившись с чиновным нуворишем, он въехал на служебном "ауди" через Боровицкие ворота в главную русскую крепость и отмерял теперь четвертую сотню шагов по священным переходам. Вот и искомая дверь, не дверь - ворота, мастерски инкрустированные дорогими породами заморской древесины. За ними кабинет, размером с теннисный корт, с американским затейливым письменным тейблом с множеством шкафчиков, приспособлений и приспособленьиц, чернильниц, ламп, календарей - ежедневных, еженедельных, ежемесячных; с грудастым шведским конференц-столом, отполированным до зеркального блеска на всей своей безупречной двадцатиметровой обширности; с затейливыми испанскими книжными шкафами, рачительно заполненными многознающими томами энциклопедии "Британика" и "Американа" и всевозможными справочниками вроде "Who's who" и "Almanac please"; с пленительно импозантными итальянскими диванчиками и креслицами, обтянутыми тончайшей кожей цвета переспелой вишни.
С Рэмом Зондецким Росс был знаком по Америке. Иван, уже первый секретарь посольства, приехал однажды по делам из Вашингтона в Нью-Йорк и на каком-то проходном приеме, случившемся в ту пору в Советской миссии при ООН, познакомился с совсем ещё зеленым студентиком, которому посчастливилось попасть по обмену в Колумбийский университет. Год спустя, когда Рэм вернулся в родные пенаты, его уже ждало местечко в аспирантуре Академии общественных наук. Парень он был совсем не дурак и, защитившись через два года, получил место референта в одном из секторов отдела Международной информации ЦК. Завистливые друзья ломали голову, пытаясь отгадать причину столь яркой и цепкой карьеры.
- Шалишь, - говорили они во время очередной вечерней кухонной посиделки. - В нашем наисправедливейшем социальном устройстве ни одно карьерное чудо не вершится без чьей-либо могучей мохнатой лапы. Весь вопрос в том, чья она?
И мохнатая лапа действительно была. Муж старшей сестры Рэма был влиятельным заместителем председателя Совета Министров РСФСР. Уже когда Рэм Зондецкий стал заведующим сектором, по разным влиятельным кабинетам пополз нешуточный слушок, что "относительно этого колумбийского выскочки есть мнение, будто он завербован американцами". Некоторые шли в своих предположениях даже дальше: "Он двойной агент, иначе какого ляда он дважды и трижды в год по делу и без дела ошивается и в Японии". Однако, лапа была настолько мохнатой, настолько действенной, что особо ретивых сплетников дружески приструнили суровые чины "Слова и дела государева", а Рэм Зондецкий продолжал благоденствовать.
"Отменный пловец из него получился, если он не только не пошел ко дну во всех наших перестроечных и постперестроечных бурях, но и выплыл к самому что ни на есть демократическому Клондайку, - думал Росс, постучав в дверь-ворота и двигаясь по персидскому ковру по направлению к стоявшему в глубине кабинета, у дальнего окна справа (совсем как у всех Генеральных Секретарей) начальственному тейблу.
- Иван Антонович! - Зондецкий оторвался от кипы бумаг, легко поднялся с кресла, вышел из-за стола, улыбчиво пожал руку Росса.
- Привет, Рэм, - Иван тоже улыбнулся, отметив тут же про себя, что его старый знакомый за год с небольшим, что они не виделись, изрядно располнел, поседел, постарел. "Заматерел - более точное слово" - решил он. Как когда-то в Америке, по-прежнему независимо от должностей, которые каждый из них занимал, Рэм звал его по имени-отчеству и обращался на "вы", а Росс на "ты" и просто по имени.
- Ты извини, на какую-то демонстрацию наткнулся, потом на пикеты. Задержался малость.
- Пустое, Иван Антонович. Я так и думал.
Они присели на один из боковых диванчиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62