Здесь на меня не давит груз веков, который я неизменно ощущаю, скажем, в древних и чопорных английских городах. Даже старый Томас, при всей его респектабельности, мне кажется шаловливым мальчишкой, бодро и неунывающе перескакивающим через бурные столетия. А ведь ещё пару недель назад я само название этого города смутно помнил лишь по школьной географии". Из темного подъезда причудливого особняка - смесь готики с неоклассицизмом - выплыла женщина в большеполой шляпе с перьями и плаще-накидке. Дождалась, пока Бланко поравняется с ней, проговорила что-то отрывисто и хрипло, показывая незажженную сигарету. Хосе достал зажигалку. В её свете лицо женщины выглядело помятым, слой белил, румян и помады подчеркивал изъяны и морщины, нанесенные возрастом. Она тут же продолжила, улыбаясь и обнажив при этом черную пропасть рта, свой монолог, но Хосе поспешил прочь. "У нас за предложение услуг в таком возрасте женщину штрафуют," - неприязненно подумал он. Недалеко от входа в гостиницу он увидел довольно прилично одетого субъекта. Широко расставив ноги и держась одной рукой за водосточную трубу, другой он безуспешно пытался отыскать ширинку. И при этом, и сердясь, и смеясь, то и дело восклицал негромко: "Kurat! Kuradi raisk! Mine perse..."13
Поднявшись к себе в номер, он прочитал записку, которую ему передал в церкви Яаак Риит. В ней сообщались номера и марки трех автомобилей и двух трейлеров. Со ссылкой на источник в Стокгольме подчеркивалось, что следы московских связей с Драконом ведут к Рэму Зондецкому и выше. Следовал также вывод - по состоянию на 18.00 26 сентября реальных препятствий для доставки груза в Стокгольм не существует ни в Эстонии, ни в Швеции.
Хосе сжег записку и спустил пепел в туалет. Приняв душ и облачившись в пижаму, долго готовил свой любимый коктейль "Кобальтовую снежинку" - два сорта джина, ром, текилу и водку. Эстонская водка ему не нравилась, но не выливать же её в писсуар, в самом деле! В каждом городе, куда он приезжал впервые, Хосе обязательно приобретал на пробу по бутылке крепких напитков местного производства. С эстонской водкой он теперь знаком.
Поудобнее устроившись в кресле, Хосе едва цедил придуманную им самим когда-то смесь, наслаждаясь её пикантным запахом и обжигающей крепостью. "Неужели Дракон и мерзопакостный предатель Рауль будут праздновать победу? - при этой мысли он передернулся и долго не мог прокашляться. Лицо его покраснело, на глазах проступили слезы. Со стороны могло показаться, что с человеком приключился приступ отчаяния. Но к такому выводу мог бы прийти лишь тот, кто совершенно не знал Хосе Бланко. Ему могло быть присуще любое состояние, но только не отчаяние, только не депрессия, только не готовность капитулировать. - Скорее я взорву этот паром, чем покорно буду взирать на торжество ублюдков!" Эта мысль, вполне естественно пришедшая к нему в припадке ожесточения, показалась очередным озарением свыше. Впрочем, сказать так значит совершить кардинальную ошибку. Родившись в семье католиков, Хосе в церковь не ходил, священнослужителей презирал, считая их духовными тунеядцами, в Бога не верил. Верил ли он во что-либо сверхъестественное? Верил. В силу Зла, которое благоволит к тем, кто ему служит. Опять-таки в его восприятии это не был классический Дьявол с рогами, копытами и хвостом. Нет, это был хозяин гигантского сгустка энергии, составляющие которой Сила, Беспощадность, Рационализм. И которая постоянно утверждает себя, побеждая Совесть, Целомудрие и Любовь. Он никогда всерьез не задумывался, хорошо это или плохо - нарушать Десять заповедей. Если ему что-либо было нужно, он делал это, говоря: "Мое желание - высшая целесообразность и справедливость". Единственный человек, которого он боялся и боготворил, была его мать. Если бы она жила дольше, возможно, в этом мире было бы больше одной христианской душой. Но она умерла от рака в страшных мучениях, когда Хосе было десять лет. А дяде и тетке, которые взяли его на воспитание (отец погиб ещё раньше в перестрелке в горах, занимаясь контрабандой оружия), оказалось не под силу удержать его на стезе добродетели. "Он запрограммирован на черные деяния, - жаловался священнику дядя, владелец небольшой обувной фабрички. - Третьего дня в чулане повесил соседскую кошку, вчера украл из моего бара бутылку джина. Неужели Господь не наставит его на путь истины?" "Хорошо бы и вам, Антонио, сделать это, показывая мальчику благой пример". Пьяница и прелюбодей Антонио укоризненно махал руками.
Убив первого в своей жизни человека, Хосе не испытал ни малейших угрызений совести. Ему было шестнадцать, а жертве шестьдесят два. Хосе только что приняли в отряд Отчаянных и проверкой на зрелость было задание убрать отца главаря враждебной банды. Вознаграждение было чисто символическим - тысяча песо, что-то около двадцати пяти американских долларов. Решающим для Хосе было, однако, другое - он ощутил вкус пролитой им крови, прекратить чужую жизнь оказалось легче легкого. Ему теперь казалось все по плечу. Он хотел быть вершителем судеб этих букашек, которые заносчиво считали себя венцом творения. И он им будет. После той первой расправы, он лишил жизни множество мужчин и женщин, стариков и детей. Но убийцей себя никогда не считал даже в самых глубинных глубинах своего сознания. Вершитель судеб во имя исполнения его, Хосе Бланко, желаний.
Утром ушел в Вашингтон вполне невинный факс. В нем в зашифрованной форме Хосе Бланко предложил в качестве единственного способа сорвать операцию "Джони Уокер" пустить ко дну паром "Эстония", когда он выйдет в открытое море.
Даггерти находился в Белом Доме, когда дежурный по связи сообщил, что поступил срочный факс гражданской связью из Таллина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62