Нацеловавшись и наобнимавшись, пили чай, даже сделали по глотку красненького - "со свиданьицем, tere kallis sоbranna!" "Tere tulemast mu armas!"2
- Ты, верно, бизнесом занимаешься немалым. И преуспела, - Нона ещё раз обвела взглядом просторные апартаменты. - В таком отеле и такой номер! Здесь либо короли, либо бандиты останавливаются.
- Я не королева и не Аль Капоне в юбке, - засмеялась Сальме. - Ныне, в эпоху младокапитализма, спонсоров развелась тьма тьмущая. Проходу не дают.
Нона покачала головой, произнесла с сомнением в голосе:
- Значит, новые эстонцы добрее новых русских. Наши все под себя гребут. И чем богаче становятся, тем необоримее обуревает их безграничная жадность.
"Как же, добренькие как Гимлер," - Сальме махнула рукой: - Все хороши. Нашу безгранично суверенную республику то и дело сотрясают скандалы, один безобразнее другого. Министры, - да что там министры! - чиновники всех рангов, словно наперегонки, мчатся за взятками, перепрыгивая через закон, как лучшие мастера барьерного бега.
- Тем более, что прокуроры и следователи, сами завзятые взяточники, эти барьеры услужливо и вовремя убирают. За мзду, конечно же, и немалую. А громкие заказные убийства!
- Ну её к бесу, эту политику со всем её дерьмом, блевотиной, миазмами! - Сальме презрительно поморщилась. - Расскажи про маму, про свои сердечные дела.
- Ты думаешь, мама изменилась? Говорить о ней и не касаться политики все равно, что говорить о лодке и избегать упоминания о воде.
- Это верно, - согласно кивнула Сальме.
- Раньше она громила в пух и прах Советские порядки. Решительно все было плохо!
- Она была недалека от истины.
- Допустим. Хотя теперь я уже так не думаю. Но самое любопытное - и она уже так не думает. Говорит, что если бы знала, что сотворят со страной демократы, ни за какие коврижки не приняла бы участие в раскачивании лодки до восемьдесят пятого. Кстати, многие видные диссиденты - Максимов, Зиновьев, другие - на той же позиции.
- Что же, она совсем ушла из политики?
- Мама считает, что занимается самой высокой, самой действенной политикой. Она принялась за мобилизацию государственных и общественных сил и ресурсов на борьбу с наркотиками.
- С чем?! - Сальме вспыхнула, поднялась из кресла.
- Ты что? - удивилась Нона. - Надеюсь, ты не сидишь на игле?
- Нннет, - протянула Сальме. - Просто мне кажется, это неожиданный поворот.
- Нисколько, - жестко возразила Нона. - Считают, что СПИД - чума ХХ века. Но ведь он является следствием. А причина, настоящая чума наркотики. Как я ненавижу всех, кто жиреет на всех этих ЛСД, анашах, героинах, кокаинах, экстази, - она сжала пальцы в кулаки, лицо - ласковое, нежное - посуровело, помрачнело. - Моя бы воля, производителей и торговцев, наркобаронов и мафиози без сожаления отправляла бы на эшафот, на виселицу, на гильотину!
"Черт меня дернул завести такой разговор, - тоскливо подумала Сальме, разливая вино по фужерам и выпивая свой залпом. - Хотя откуда мне было знать... Нона - известная журналистка. То-то заварилась бы катавасия, расскажи я ей хоть самую малость про мои жизненные пути-дорожки".
- Ну а сердечные-то дела как? - чтобы сменить тему повторила она свой вопрос.
- Нынешние мужики - разве это мужчины? - Нона заговорила лихо, напористо, будто выступала на телешоу. - Ах, о чем ты говоришь! Учтивость, благородство, трепетное поклонение даме сердца и в самый-то золотой век рыцарства были присущи ничтожному меньшинству. А в наше время рыцарь в лучшем случае - белая ворона, над которой с откровенной издевкой смеются, которую тюкают и клюют циники и хамы.
- А в худшем? - всерьез заинтересованно спросила Сальме.
- А в худшем - музейный экспонат, герой романов Вальтера Скотта или Генрика Сенкевича. Одним словом, прошедшее время, история.
- Я думала точно так же, до того, как... - Сальме чуть не сказала: "Встретила Ивана Росса", но вовремя спохватилась и остановилась.
- Думала?! - Нона недоуменно вскинула брови. - До того, как... что?
Сальме одной рукой медленно вращала на столе пустой фужер, таинственно улыбалась, молчала...
А Росс в это время в своей видавшей виды "Волге" подъезжал к Ваганьковскому кладбищу. До встречи с Сальме оставалось два часа и он решил навестить своих стариков и жену. Оставив машину на боковой улочке, он прошел в церковь, заказал панихиду, поставил свечки. Спасителю и Пресвятой Деве Марии. Верующим он стал, когда чудом остался жив после падения в океан под Сан-Диего. Однако, к церкви и её служителям относился со снисходительной терпимостью. Зная о случаях чревоугодия, пьянства и прелюбодеяния и даже Никодимовом грехе священников и монахов, он с простительной усмешкой замечал: "Но они ведь только люди. А какой человек не без греха." И, в отличие от многих собратьев по тяжкому и опаснейшему ремеслу, никогда не богохульствовал.
Три могилы были огорожены довольно высоким металлическим забором, покрытым серебряной краской. У отца и матери надгробие было общим. На массивной плите черного мрамора были укреплены четырехугольник и овал с портретами. Скромные надписи гласили: "Антон Иванович Росс. 1923 - 1975", "Надежда Сергеевна Росс. 1939-1991". Памятник над могилой жены был сделан добрым знакомым Ивана, довольно известным московским художником. В центре квадратной полутораметровой плиты серого мрамора был вырезан сквозной православный крест. Под ним прописью было высечено: "Мария Росс. 1964 1991". Положив три букетика к памятникам, Росс сел на откидную скамеечку, задумался. Прошло три года с того трагического дня, когда он в одночасье лишился и матери, и жены. Они вместе отдыхали в Карловых Варах, вместе возвращались домой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62