– Это страшный грех – пытаться с помощью ребенка заполнить пустоту в своем существовании. Стремление женщины к материнству – это закон природы.
– Кто это сказал?
– Это общеизвестно.
– А почему мужчина тоже хочет ребенка?
Она очень серьезно отнеслась к его вопросу и смолкла, подбирая нужные слова.
– Мужчины хотят повторить себя, обессмертить, хотя вряд ли просчитывают последствия. Но все-таки женщины больше отвечают за своих детей, чем отцы.
– Для независимой женщины ты придерживаешься старомодных взглядов, – мягко улыбнулся он. – Но Дину ты любишь по-настоящему?
Ее лицо исказила гримаса страха.
– Не знаю, – ответила Габриэла. – Мне кажется, что люблю, хотя кто может знать, что такое материнская любовь.
– Я думаю, что тебе пора перестать пережевывать эту жвачку и мучить себя понапрасну. Я не понимаю, в чем ты себя упрекаешь.
– В чем? – словно эхо повторила она, только шепотом. – Но почему я? – Она легко коснулась его рук. – Неужели ты не мог найти кого-нибудь получше? – повторила она. – Кого-нибудь без подобного багажа?
– Получше? И без багажа? – переспросил он, высвобождая руки. – Нет, лучше не было.
– Но ведь у тебя кто-нибудь сейчас есть? – спросила она робко.
– Есть, вернее, была. Пока я не отправился на похороны Пита и встретил там тебя.
Его признание было тем кусочком льда, который остудил жар, бушующий в Габриэле, и позволил привести в порядок свои чувства.
– И ты любил ее? – спросила она, пытаясь узнать хоть что-нибудь о своей невидимой сопернице, но тут же инстинкт подсказал ей, что настаивать на этом опасно.
– У меня были проблемы до встречи с тобой.
– Теперь мне стало гораздо спокойнее, – сказала Габриэла с облегчением. – Тогда и я не чувствую себя такой порочной. А ты мог бы, клянясь, что любишь меня, встречаться с кем-то еще?
– А тебе было бы от этого легче?
У Габриэлы на глаза навернулись слезы, и она даже не стала вытирать их.
– Да, – солгала она.
Подали десерт. Этот разговор разбередил все ее душевные раны. Уже было полдесятого, и в нью-йоркских ресторанах заканчивалось обеденное время, зал наполовину опустел.
– Может, мы все-таки придем к какому-нибудь соглашению? – Ник осмелился нарушить тишину, ставшую невыносимой. Но она уже пришла к решению и взяла дальнейшую инициативу на себя.
– Если Дина согласится, я бы хотела отвезти ее на побережье, чтобы она окончательно поправилась, потом в зависимости от ее решения я отвезу ее в колледж, чтобы она закончила учебный год, или возьму с собой в Париж.
Ей самой ее рассуждения казались логичными, хотя и чуть-чуть пространными.
Ник слушал ее молча и, казалось, со всем соглашался.
– Но это только мои предположения, – спохватилась Габриэла. – Дина может отказаться поехать со мной даже на побережье.
Ник без стеснения придвинулся к ней, потому что зал ресторана уже опустел, и крепко сжал ладонями ее лицо.
– Послушай, малышка, я купил твою историю целиком – с замужеством, с ребенком, с любовником… Ты была негодной женой, скверной матерью и, наверное, ужасной дочерью, и только Господь Бог знает, кем еще. Я во все это поверил, и меня твои эти страшные штучки из прошлого не пугают. Главное, чтобы ты от меня не бегала, а уж я от тебя никуда не убегу. Я сам выбрал свой жребий. Мне не нужна никакая другая женщина, кроме тебя.
Он не договорил, потому что Габриэла остановила движение его губ своими губами, припав к ним долгим поцелуем.
– Так что? Заключим какое-нибудь соглашение, Габи?
– Я люблю тебя, – прерывистым шепотом ответила она.
– Да?
– Да, и не собираюсь сегодня возвращаться в больницу, – начала Габриэла таким кротким голосом, что ее слова вызвали у Ника улыбку. – Я лучше отправлюсь в дом на побережье и соберу бумаги для Клер.
– Сейчас я расплачусь, и мы проведем ночь в Сэг-Харборе.
Габриэла кивнула, застигнутая врасплох его напористостью.
Снова Габриэла с удивлением смотрела на спящего рядом мужчину, прислушивалась к его ровному дыханию. Несмотря на их близость, он все равно казался ей незнакомцем. Она разглядывала черты его лица в слабом свете электронного будильника. Ей никак не удавалось уснуть – минуты складывались в часы. С фотографий, стоящих на туалетном столике, на нее смотрели разные лица – улыбающаяся Бони на пляже с мороженым в руке, респектабельные родители Ника – усатый отец и худенькая, серьезная мать. За рамку был засунут билет на концерт симфонической музыки двухнедельной давности. Ник умел хранить то, что имел. Габриэла с первой встречи отметила, что Ник относился к тем людям, чье появление сразу приковывает всеобщее внимание, где бы это ни произошло – в похоронном бюро или в кухне дома ее родителей. Мимо него нельзя было просто пройти и забыть, он надолго запечатлевался в памяти.
Удар молнии и раскаты грома бушующей за окном грозы заставили Габриэлу теснее прижаться к нему.
– Почему ты не спишь? – пробормотал спросонья Ник.
– Думаю, – шепотом ответила Габриэла, повернулась и поцеловала его в кончик носа.
– О чем? – Он сразу посерьезнел.
– О нас.
– Не надо, – взмолился он, с таким напряжением глядя на нее, что она, казалось, ощущала этот взгляд физически.
Глаза Габриэлы неожиданно наполнились слезами.
– Ник, – начала она, полная раскаяния, что разбудила его.
– Сейчас только половина седьмого, – запротестовал он.
– Ник! – Она снова и снова повторяла его имя, и это было уже похоже на истерику.
– Может быть, мне стоит немного встряхнуться, – сказал он медленно.
– Я люблю тебя. – Как просто было сказать эти слова сегодня утром. – Куда ты?
– Пойду приму душ и сварю кофе.
Габриэла уже не могла представить своей жизни без него и в то же время без своей работы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84