Первоначальный осмотр давал неутешительные прогнозы. Варя была без сознания. Литвиненко пробыл около пострадавшей почти сутки, прежде чем прибыли три доктора, известные всей столице. И опять же пока ничего утешительного сказать обезумевшему отцу они не могли. Лечить такую тяжелую травму в домашних условиях было невозможно, однако же и о перевозки больной в клинику в Петербург не могло быть и речи. Вероятность ухудшения состояния была слишком велика. Врачи пришли к выводу, что, по-видимому, пострадал позвоночник девушки. Поэтому в любых случаях прогноз был неблагоприятный.
В мучительной неизвестности прошли еще сутки. Прозоров за эти дни постарел на несколько лет, он просто выходил из себя от мысли, что ничем не может помочь своей драгоценной девочке.
Войдя в очередной раз в ее комнату, он вдруг натолкнулся там на Маргариту, которая, скорчившись, сидела в углу и что-то исступленно шептала. Ее вид ужаснул Платона Петровича, он счел ее обезумевшей. Служанка сказала, что Маргарита сидит тут уже третьи сутки и наотрез отказывается уходить. Иногда плачет, почти воет, а то даже головой поначалу билась об пол, насилу успокоили. Прозоров наклонился над фигурой Марго и прислушался, то были страстные мольбы к Богу.
– Покарай, Господи, эти преступные руки, покарай!
Платон Петрович покачал головой, сгреб девушку в охапку и понес в ее комнату. Как он ни был удручен случившимся, он не мог допустить, чтобы бедняжка помешалась от расстройства.
Когда Прозоров возвращался из комнаты воспитанницы, он услыхал шум и бросился по лестнице наверх. К Варе вернулось сознание.

Глава седьмая

Варя смотрела в потолок, когда вошел ее отец.
Бледное лицо не выражало ничего.
– Варенька, деточка, – чуть не плача пролепетал Прозоров. – Ты узнаешь меня? Ты понимаешь, где ты? Ты помнишь, что с тобой произошло?
Бесцветные губы что-то прошептали. Варя попыталась пошевелиться, но ей это не удалось.
Прозоров просто физически ощутил ужас, который пронзил все ее существо. Девушка еще раз сделала попытку поднять руку или повернуть голову, но безуспешно. Прозоров с нарастающим страхом следил за этими отчаянными попытками.
Литвиненко поспешно подхватил друга под руку и вывел в соседнюю комнату.
– Что, Валентин, есть ли надежда? – Прозоров с трудом сдерживал слезы.
– Надежда есть всегда, Платон Петрович!
– Господи, только бы она осталась жива!
Литвиненко помолчал, а потом, собравшись с духом, произнес:
– Простите меня за эти кощунственные слова, но после некоторых травм жизнь человека превращается в сплошную пытку. Боюсь, это такой случай. Травма позвоночника сделала вашу дочь неподвижным инвалидом на всю жизнь.
Прозоров ухватился за край стола, чтобы не упасть.
– Неужели ничего нельзя сделать! – прохрипел он.
– Вероятно, через некоторое время можно будет надеяться на возвращение подвижности некоторых частей тела, но полностью – увы! – Доктор сокрушенно покачал головой. – Пока сложно что-либо говорить, понадобятся исследования и долгое лечение.
Валентин попытался дружески обнять несчастного, но тот зарыдал и, закрыв руками лицо, стремительно вышел. Таким его никто никогда не видел.
Потянулись мучительные дни. У постели Вари постоянно кто-нибудь был. Все пытались говорить с ней, но ободряющие слова вязли в зубах – ведь несчастная очень скоро поняла кошмар своего нового состояния. Маргарита также целые дни проводила с подругой. Вся дворня только и говорила о том, что бедная приживалка чуть умом не тронулась, горюя о дочери хозяина.
Прозоров был потрясен до глубины души, эти страдания еще больше убедили его в величайших душевных качествах Маргариты.
Гривин появлялся и исчезал как тень. В первые дни управляющий даже не уходил в свой флигель, спал урывками в гостиной на диване.
Позже, когда наступила некоторая печальная ясность, Гривин вернулся к своей работе, попутно взвалив на себя и все дела, которые до этого решал сам хозяин. Прозоров еще больше стал ценить своего несостоявшегося зятя.
Наступила чудесная золотая осень. Усадьба, окруженная садом и парком, утопала в буйстве красочной листвы. Под окнами Вари пышными шарами цвели хризантемы. Титанические усилия доктора Литвиненко привели к тому, что к больной вернулась подвижность верхней части тела.
Теперь Варя могла сидеть, двигать руками и головой, правда, с трудом, но постепенно все лучше и лучше. А вот ноги ее оставались парализованными. Поэтому прекрасная наездница, живая, подвижная и грациозная девушка, могла теперь передвигаться только в инвалидном кресле на колесах. Доктор прямо сказал ей об этом, заметив, однако, что прогресс медицины приводит иногда к чудесным исцелениям. На чудо тоже пытались уповать. Местный батюшка за щедрые пожертвования без устали молился за свою прекрасную прихожанку. Как-то раз Варя позвала Маргариту и, печально глядя в окно, где догорало лето, спросила:
– Помнится, в имении твоей матери был какой-то колдун, может, мне его колдовство поможет, ведь всякие случаи бывали?
Маргарита отшатнулась от неожиданности и страха. Но тотчас же взяла себя в руки и стала поправлять подушки.
– Я понимаю, ты сейчас готова верить в какие угодно чудеса, но этот человек тебе не поможет.
– Утопающий хватается за соломинку! – с раздражением воскликнула Варя.
– Он просто сумасшедший, душевнобольной человек, – кротко ответила Марго, но сердце ее бешено заколотилось. Если Варвара будет настаивать, отец достанет ей Кондратия хоть из-под земли, и тогда всплывет их черная тайна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75