– Мой муж, – подхватила Окольская, – любит почти военную дисциплину.
– Говорят, у таких детей бывает плохой пример… У нас такого быть не могло, пан инспектор. Я всегда вбивал Болеку в голову, что нет вещи более святой, чем чужая собственность.
– Где вы работаете? – спросил наконец Кортель.
– Я возглавляю строительно-монтажное управление номер четыре. Пятнадцать лет безупречной службы. А теперь? – Он махнул рукой.
– И все же недооценивают его, – снова вступила в разговор хозяйка дома. – Коллеги его продвигались, получали повышение… А он?
– Мне это было не нужно. Человек обязан работать на своем месте. Излишнее честолюбие губит…
Кортель с трудом выслушал этот монолог, прерывавшийся время от времени настойчивыми репликами жены.
– Я хотел бы, – сказал инспектор, – узнать что-нибудь еще о вашем сыне. Почему он бросил учебу?
– С начала обучения на юрфаке, – вновь успела вставить хозяйка, – Болек проявил такие способности!
– Не хотел учиться. – Окольский подчеркивал каждое слово. – Обещал, несколько дней корпел над книжками, а потом снова лентяйничал. Завалил сессию. Я ему сказал: пойдешь работать.
– Собирался он снова поступать в институт?
– В первый год после отчисления нельзя. Не искать же мне протекции. Вот я и подумал: пусть поработает, может, ума наберется. Из-за зрения его не взяли в армию.
– Где он работал?
– В фотографии. Он с детства любил фотографировать. У него даже был фотоаппарат. Говорил, что взял у товарища… Но и работу бросил. На это я сказал, что не намерен содержать взрослого лодыря.
– Чем он интересовался?
– Ничем, – сказал хозяин дома, – это ужасно, но это так…
– Современной музыкой, – тихо сказала хозяйка. – Много читал книг.
– Какие там еще книги! – Окольский повысил голос. – Сплошные претензии к родителям. Нет машины, не ездим летом в Болгарию, к морю… Он хотел иметь все, не затрачивая ни малейших усилий… Такие они все…
– Как вы думаете, куда он сбежал?
– Если бы я знал, – твердо заявил Окольский, – не прятал бы. Человек должен отвечать за свои поступки. Это мое правило. Я сообщил вашим сотрудникам все известные мне фамилии его приятелей.
– Есть ли у вас родственники в провинции?
– Двоюродные братья в Люблине, но он их почти не знает.
– А девушки?
Окольский пожал плечами.
– Он был скрытным.
– Была одна, очень симпатичная, – проговорила хозяйка. – Болек познакомился с ней еще перед выпускными экзаменами, а потом все это как-то оборвалось. Впрочем… Он действительно ничего не говорил нам о девушках.
– Вы помните ее фамилию?
– Нет. Зосей ее звали. Она никогда к нам не приходила. Иногда звонила.
– А в последнее время?
– Редко.
– Не вспоминал ваш сын о девушке по имени Казя, Казимира?
– О такой не слышали…
– Я хотел бы увидеть его вещи, – сказал Кортель. – Письменный стол, записные книжки…
– Пожалуйста. У него отдельная комната. – Окольский встал. – Мы не мешали ему. Иногда проверяли, убирает ли он комнату, в порядке ли его вещи.
Комната Болека была небольшой, но светлой и приятной. Кровать, два стула, письменный стол. На журнальном столике у окна радиоприемник с проигрывателем. Множество пластинок.
Кортель наткнулся на записную книжку, стал читать.
«…Трудно создать какой бы то ни было общественный порядок. Каждого гложет червь сомнений. Необходимо все эти сомнения развивать. Человек может быть свободным только тогда, когда его не стесняют принципы, проистекающие из традиции или политических догматов. Познавать жизнь, знать ей цену, разрушать безжалостно – это первая заповедь свободы…»
«Интересно, это собственные его мысли или переписанные откуда-то? – подумал Кортель. – Однако, что за ерунда?…»
Он стал просматривать фотографии. Их было много. В основном различные пейзажи и виды Варшавы. Некоторые даже неплохие. Магазинная и трамвайная сутолока, серия снимков Старого Мяста, пляж… Снимки парней и девушек Кортель откладывал в сторону – потом нужно будет проверить, нет ли среди них знакомых лиц. На дне ящика он нашел фотографию самого Болеслава Окольского, снятого рядом с молодой девушкой. Они сидели на траве, на заднем плане – стена леса. Лицо девушки показалось Кортелю знакомым. Да это же секретарша инженера Ладыня! И зовут ее… Зельская. Точнее, Зося Зельская. Он показал снимок родителям Болека.
– Да, именно эта девушка, – сказала хозяйка. – Зося. Я думала, у них что-то получится, но ничего не вышло.
Инспектор Кортель положил фотографию в портфель. В самом ли деле ничего не вышло из этого? Информацию об особняке Ладыня Окольский мог без труда получить от секретарши инженера. А что произошло потом? Неужели Зельская замешана в этом деле? Он быстро попрощался с Окольскими и на площади Парижской коммуны сел в такси. Его агенты Борек и Людек получили новое задание…
VI
Спустя дня два, под вечер, Кортель шел Аллеями Уяздовскими в сторону площади Трех Крестов. День был прекрасный, мимо проходили модно одетые парни и девушки. Он подумал, что любой из этих парней мог оказаться Болеславом Окольским. Все люди сегодня казались ему на одно лицо, словно он, инспектор Кортель, лишился вдруг профессионального чутья…
Он шел медленно, до встречи с Басей оставалось еще много времени. Они договорились встретиться в «Античном». «Надо наконец закончить эти свидания в кафе, – подумал Кортель. – Пора решать, мой дорогой, ты уже смешно выглядишь».
Два последних дня были для него очень напряженными. Вернувшись в комендатуру после визита к Окольским, он отчитался у шефа. Шеф – майор – был моложе Кортеля лет на десять. Выслушав инспектора, он театрально вздохнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45