И этот вечерний прием, когда Нэнси уговорила Грейс не наряжаться, а потом встретила их на пороге в янтарного цвета шелковом саронге, который потрясающе оттенял ее глаза, белокурые волосы, собранные на затылке в пучок, из которого по элегантной длинной шее рассыпались локоны.
Но дело не только в Нэнси. И Уин, должно быть, тоже…
Воспоминания Грейс нарушила внезапная суматоха, возникшая из-за курицы, которая взмыла в воздух с истошным криком, преследуемая клоуном в красном парике. Грейс глубоко вздохнула, представив себе воздушный шарик, наполненный спокойным, сладким воздухом. Она заставит себя казаться безупречно вежливой, даже беззаботной.
– Бедный Крис… Он был бы более счастлив с мамочкой, которая сидит дома и готовит обед, чем с такой, которая крутится на трапеции! – сказала она со смехом.
– Там, наверху, ты была великолепна. Это напомнило мне давние гимнастические соревнования в Уэлсли, в которых ты обычно участвовала. Всегда казалось, что упражнения даются тебе так легко.
– А у меня остались в памяти только вывихнутые лодыжки и растянутые мышцы.
– Только не говори мне, что ты не получала от этого удовольствие! – рассмеялся он. – Я знаю, что ты не чувствуешь себя счастливой до тех пор, пока не окажешься в критическом положении.
Но ей не хотелось говорить с Уином о прошлом или о том, что делает ее счастливой, а что – нет. Она взглянула на часы.
– Послушай, Уин, мне безумно некогда. Мне надо переодеться, а потом мы с Крисом встречаемся с Лилой. Ты хотел мне что-то сказать?
– В общем-то – да. – Он указал жестом на кресла, на которых до этого сидели они с Крисом. – Может быть, присядем? Это займет всего одну минуту. Насчет твоей мамы.
– Мамы?
Грейс резко опустилась в ближайшее кресло, наблюдая за тем, как покатился желтый пластиковый обруч, выскользнувший из рук дрессировщика животных, и остановился около барьера, прямо напротив нее. Роджер Янг, писатель, автор остросюжетных технотриллеров, который публикуется в издательстве «Кэдогэн» и чьи книги распродаются лучше остальных, устремился за обручем и ловко поймал его на палец. Джек рассказывал, какой настырностью отличался Янг и как все в «Кэдогэн», за исключением Бена, его редактора, терпеть не могли иметь с ним дело.
– Я разговаривал с нею на прошлой неделе. – Голос Уина звучал ласково. – Грейс, поверь, она по-настоящему расстроена из-за этой книги. Она говорила с тобой об этом?
– В общем-то нет. – Грейс попыталась вспомнить, о чем они говорили с мамой в последний раз. – Она рассказывала мне о портьерах, которые по размеру подходят к гостиной… и… ах, да – что-то о госпитале. Что-то о новом радиологическом аппарате для детского отделения в Хилдейле, о котором она постоянно беспокоится.
– И ничего о книге?
– Это была главная причина, почему я ей позвонила, – рассказать, чем я занимаюсь и почему, – но она просто прервала меня, сказав, что папочкиной дочке следует учесть, что люди прочтут книгу и поверят всяким глупостям. Напомнила, что плохой вкус всегда просто плохой вкус, независимо от того, в чем он проявляется, то ли в письменной форме, то ли в чем-нибудь еще.
– Понятно. – Уин почувствовал себя неловко, он даже выглядел смущенным. – Но я боюсь, что это намного серьезнее. Она попросила моего совета… моего совета как адвоката. Грейс, если ты не остановишься, твоя мама собирается обратиться с просьбой наложить судебный запрет на публикацию твоей книги.
Грейс на мгновение почувствовала, что теряет ориентацию. Что говорит Уин? Он ведь знает, что на самом деле случилось с папой и Недом Эмори. Она ведь рассказала ему об этом, когда они поженились. Разве возможно, что Уин с самого начала не верил ей?.. И что мама спустя столько лет каким-то образом убедила себя, что несчастного случая вообще не было?
– Она не посмеет. Грейс встала.
– Мы живем в Соединенных Штатах, Грейс. – Уин обнял ее за талию и потянул обратно, вниз. – Каждый может предъявлять иск любому человеку по любому поводу.
– О, Боже, я должна была это предвидеть.
– Честно говоря, я слегка удивлен, что ты не подумала о матери, прежде чем приняться за книгу.
Его слова хотя и звучали жестоко в своей откровенности, но были смягчены дружелюбным тоном.
– Не имеет никакого значения, что я написала, дело в том, что она никогда не прощала мне того, какая я. Единственное, что, по ее мнению, я в жизни сделала правильно, так это вышла замуж за тебя. И что из этого вышло?
Когда они разводились, ее мать твердо стояла на своем: "Уин любит тебя. Он заверил меня, что у него ничего серьезного с этой женщиной нет". Мать ругала, распекала ее, и Грейс наконец тоже вышла из себя и, накричав на нее, заявила, что в таком случае ей самой следовало выйти замуж за Уина, если она считает его таким расчудесным.
– Я по-прежнему не считаю, что она так уж ошибалась на наш счет, – сказал Уин с задумчивой, но многозначительной улыбкой.
– Насколько я понимаю, ты на ее стороне? – Она вгляделась в его лицо. – Уин, это сумасшествие. Ты же знаешь, что я говорю правду.
– Я знаю, что ты веришь в то, что видела. Серовато-голубые глаза Уина глядели прямо и с раздражающей бесхитростностью.
– Иными словами, я, по-твоему, все выдумала?
– Я этого не говорил.
– Мне и без слов все ясно.
Уин вздохнул, и вдруг она ощутила себя опять девятилетней девочкой.
– Грейс, я пришел сюда не препираться с тобой, честное слово.
– Что ты собираешься делать? – спросила она, крепко обхватывая себя руками, чтобы унять дрожь.
– Делать? Ничего!
– Почему?
Теперь он выглядел обиженным и удивленным.
– Это довольно очевидно, не так ли?
– Уин, уж если ты согласился представлять ее интересы, разве ты не можешь воздействовать на нее?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150