– Он переходит на шепот и наклоняется к нам: – Они оказали небольшую услугу продавцам редких книг.
Мы все рассмеялись. Мы испорченные люди.
– Так давай посмотрим на остальные, Артур.
– Боже ты мой, здесь и братья Гримм, и «Дон Жуан», и Святой Джо. – Артур шепчет мне на ухо, пока Джон, книготорговец, тянется к книгам через стол. Брат Джона, Стини, сидит молча, без движения, словно тень. Братья даже словом не обменялись.
– Красота! – Джон замолкает с книгой в руках. – А это что за украшение? – На обложке – примитивный рисунок мужского лица. Джон осторожно проводит пальцем по усам, очкам и козлиной бородке на обложке. – Это вовсе не относится к оформлению, Артур. – Джон повышает голос: – Это рисунок чернилами.
Добыча Стива допивает шестой джин с тоником. Никто не знает, где он ее нашел, но выглядит она отлично. Короткие светлые волосы, с обесцвеченными прядями в челке, изящные завитки падают на лицо, большая, но аккуратная задница и бедра в облегающих черных брюках. На ней топ с круглым вырезом, оттуда выглядывают два холма самого подходящего размера.
Стоило мне подумать о том, как она оказалась рядом со Стивом, Артур наклонился ко мне:
– Что она делает тут, с этой обезьяной?
– Женская душа для меня потемки.
– Ой, совсем забыл, что ты гомик Не обижайся, ладно?
– Какие там обиды…
– Просто я вот женат уже двадцать лет, а для меня женская душа тоже потемки.
– Хочешь что-нибудь интересное узнать, приходи время от времени домой, – крикнула с другого конца стола Мойра. Женщины засмеялись, потом в разговоре повисла пауза – женщины успокаивались, мужчины обретали чувство собственного достоинства.
В тишине раздался вкрадчивый голос Ловкача Стива – заплетающимся от выпитого языком он соблазнительно пробормотал:
– Ты так роскошна, что я хочу затрахать тебя до потери сознания.
Женщина встала, оттолкнула Стива, и он медленно повалился на пол. У нас перед глазами проплыли две большие дырки на его подметках – формой и размерами с трехпенсовики. Трогательно, конечно, однако я засмеялся вместе со всеми.
– Молодец, куколка.
– Подсаживайся к нам, нечего ловить с этим аморальным типом.
Женщина пересела.
– Ты одна пришла?
– Садись ближе.
– Что ты с ним здесь делать собиралась?
Подогретое спиртным, их любопытство полилось через край.
Потом всеобщим вниманием завладела Мойра. Ее слушали в тишине, время от времени потягивая пиво, но не увлекаясь. Никто не пойдет к бару за новой кружкой, пока Мойра не закончит свой рассказ. Ей слегка за пятьдесят, торгует реставрированным бельем и любую замызганную простыню может превратить в тридцатифунтовый объект страстного желания покупателя. Отлично подвешенным языком она с чего угодно мгновенно смывает пятна старости и признаки разрушения.
– У моих мамы и папы никогда не было собственного антикварного магазина. Не знаю, может, в один прекрасный день они просто начали продавать вещи с рук, и дело пошло – к тому же, без дополнительных расходов. Им все это нравилось. Мать обожала окружать себя красивыми вещами, а отец, что бы ни купил, все нес домой, так что дом наш постепенно превратился в магазин. Сейчас такое часто встречается, но тогда они, кажется, были первыми, кто сделал лавку из собственного дома. В детстве мне порой было сложно сообразить, где я нахожусь и что со мной происходит. Вот, к примеру: сидишь себе, пьешь чай, и вдруг в комнату входит покупатель и забирает из-под тебя стол. Обычно это бывало так: «Одну секундочку, Мойра. Господин такой-то хочет взглянуть на этот столик. Возьми тарелку и пойди к бабушке в соседнюю комнату». Газету, которой был накрыт стол, снимали, а меня выгоняли из кухни. – Компании за столом история понравилась, мы дружно ржали. – Да, это действительно смешно. Хорошо помню историю про бабушку, мать моей матери. Старушка долго жила с нами. Как-то раз она, как обычно, уютно расположилась в своем любимом кресле и уже почти заснула, когда отец впустил кого-то в дом и подошел к ней со словами: «Maма, вот на этом стульчике вам будет не менее удобно, но один мой приятель за вашу пересадку готов заплатить пять шиллингов». О, старуха ему это потом всю жизнь припоминала! В детстве меня все эти вещи слегка тревожили. Например, привозят в дом секретер, причем всех вокруг уверяют, что это настоящее чудо, самый прекрасный секретер в мире, но в один прекрасный день ты вдруг замечаешь, что это чудо исчезает неизвестно куда.
– Такова игра, Мойра, – вмешивается Артур, – ты покупаешь, чтобы продать, а продав, покупаешь то, что тебе действительно нужно.
– Сейчас-то я все понимаю, но тогда я была маленькой. Мои родители без конца твердили, какое я чудо, говорили, что я лучшая девочка на свете, они меня холили и лелеяли, расчесывали волосы, кормили меня, одевали в самые красивые платья. И все это время я боялась, что в один прекрасный день они продадут меня, как одну из своих вещей. Я ведь не знала, откуда я появилась на свет, а они так часто расхваливали меня, что я решила – меня продадут за хорошую цену. Стоило кому-нибудь позвонить в дверь, я думала: «Все, мне конец».
Компания снова засмеялась, и кто-то сказал:
– А может, и продали бы, только никто не предложил подходящую цену.
– Вполне возможно, – грустно ответила Мойра. Официанты принесли новые полные кружки, и разговор перескочил на другое. Я подсел к Мойре:
– А потом ты поняла, что родители любят тебя и не продадут, как вешалку или шифоньер?
– Не сразу. Мать родила еще одного ребенка, мальчика, его назвали Чарльзом, и можешь себе представить, как они с ним носились – о, они обожали этого малыша. У нас была разница в пять лет, и я догадывалась, что с его рождением родители решили, что теперь наша семья наконец полная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76