Яйцо, из которого рождаются миллионы жизней, —- округлое! Взгляни на женские формы! Посмотри на панораму вокруг себя...
Но в то же время многие предметы не имеют этой формы. Наверное, это очень несовершенные предметы. Подобно тому как не завершена линия жизни человека, слишком рано погибшего. Подобно начатому, но незаконченному делу. Получается, что каждая совершенная форма походит на мать-Землю. Недаром женщина-мать кормит дитя грудью, напоминающей чашу...»
Меня поглотили мысли об извечных формах жизни, от атомов и их орбит до орбиты человеческого существования, и я не переставал задавать себе вопрос: что же за силы мешают этому постоянному развитию и обрывают его раньше, чем замкнется круг?
VIII
И все же, несмотря ни на что, я оставался прежде всего солдатом. И не мог принести в жертву своей страсти интересы товарищей и восстания. Я даже слишком был солдатом и не мог пренебречь поисками своей части. Я знал, что, добыв немного еды, за несколько дней дойду до своих, прямо на запад.
В тот день мы направились к Дрине. Здесь в одном из срезов я тоже работал в начале борьбы. Словно на крыльях, прилетело воспоминание. За последнее время меня часто посещали картины минувшего.
Будто воочию, я увидел, как прячусь за стволом дерева. Ветер срывает осенние листья, и они кружатся со всех сторон. Я прильнул к дереву, руки вцепились в его грубую кору. Винтовка режет плечо. Еще немного — и меня обнаружат. На шоссе однообразно ревут военные грузовики. Улучив момент, дорогу перешли крестьяне. Их было человек десять. Они громко разговаривали между собой. Ветер мешал мне расслышать их слова. Вот они исчезли за поворотом дороги.
Снова послышался шум приближавшегося автомобиля. Это был пестро выкрашенный, в целях маскировки, лимузин марки «Паккард», приспособленный для военных нужд. Должно быть, у него дьявольски сильный мотор, потому что он легко преодолевал подъем. Пыль клубилась ему вслед, ветер уносил ее к селу. Немецкий офицер высунул голову из кабины и посмотрел в мою сторону. Окутанная пылью машина пронеслась мимо. Я успел разглядеть багровое лицо шофера. Он был в каске. Эти каски делают их похожими на пожилых женщин.
Я сунул руку под куртку и извлек листок бумаги. Еще раз пробежал письмо, в котором секретарь комитета велел мне ждать его на этом месте. Почерк его я знал, да и человек, доставивший письмо, был надежным. Но такое место — не для свиданий. И это смущало меня. Секретарь просил дождаться. Может, он уже в пути? И если я уйду, он будет искать меня. В горах заиграла пастушья свирель. Ветер повернул и посвежел. Густые облака закрыли солнце.
Из трубы одинокого домика через дорогу поднимался дым. Ветер донес его запах. Сгущались сумерки. В селе в одном из домов засветилось окошко. Я дрожал от холода.
«Черт с ним, с этим секретарем! Слишком уж долго я его жду! Если он в тех рощах, что наверху, то мог бы уже прийти. Если нет. тогда до ночи не сдвинется с места...» Ветер усиливался. В такую погоду можно делать все, что хочешь.
Я стоял, прислонившись к дереву, и постукивал ногами, стараясь не думать больше о секретаре. Одиночество поглощало меня. «Но ведь все солдаты одиноки! У меня нет детей и никогда, наверное, не будет. Наверняка. Я ведь не собираюсь жениться...» «Но это еще вопрос!»—будто ответила мне одна из туч, самая хмурая на небосклоне, и вытянулась вопросительным знаком. Гром ударил куда-то в рощу. Темнело. Падали редкие капли дождя. Ветер пронизывал насквозь. Я поднял воротник итальянской куртки...
И вот так, шагая рядом с Аделой, я вновь переживал все случившееся тогда.
...Вскоре я услыхал шаги. Из тьмы вынырнул секретарь.
— Здорово, старик. — Он похлопал меня по плечу,— Как дела?
Холодно. Ноги застыли Долго ждал меня?
Пошли. Нас тут трое,
— Задумали что-то?
— Идем туда.
— На пост?
— Да. Надо его ликвидировать.
— Когда?
— Около одиннадцати. Если все пойдет как надо, за полчаса управимся.
— Сколько их там?
— Четверо. Нас столько же. Что скажешь?
— Будет нетрудно.
— У них всегда горит свет.
— А где часовой?
— На верхнем склоне. И редко когда переходит сюда.
— А тебе обязательно участвовать? — спросил я секретаря.
— Что?
— Можно бы и без тебя все сделать.
— Сделаете все и со мною так же, как и без меня. Я думаю, нет ничего плохого, если я приму участие.
— Конечно, нет, — ответил я.
Жухлые листья шуршали под ногами. Лес был дубовый, с густыми, хорошо подстриженными деревьями. Дождь усилился. Мокрая рубаха прилипала к спине.
Мы вышли к назначенному месту. Под ветвистым деревом нас ждали еще двое. Дождь сюда не проникал.
— Дождь кончается, — произнес один из них. Я внимательно изучал их лица, припоминая, видел ли
их раньше.
— Это — омладинцы 1, с той стороны реки, — пояснил секретарь.
— А ты — Грабовац? — спросил тот, что пониже.
— Да.
— Мы очень хотели тебя увидеть.
— Ничего особенного не увидите.
— Мы много о тебе слышали.
1 Члены молодежной коммунистической организации.— Прим, пер.
— Что же вы слышали? — поинтересовался я.
— Что ты — главный наверху,
— Это неправда, — ответил я. — Я работаю там, куда поставила меня партия. Любой другой работал бы так же, будь он назначен на мое место.
— Нет, — возразил юноша. — Не любой. Все уважают тебя.
— Есть немало и таких, кто ненавидит.
— Врагов еще много.
— Вражески настроенных, — поправил его другой.
— Слушай, останемся здесь или перейдем на ту сторону дороги? — перебил секретарь.
— Лучше пойдем туда, — сказал второй юноша, знавший местность.
Перед нами лежала автомобильная дорога. Я наступил на чуть прибитую дождем пыль, перепрыгнул кювет и полез по откосу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60