ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Рука немеет.
Мелькает далекая ассоциация, что-то подобное уже было с ним, а может, не с ним? К сожалению, ни река, ни трава, ни пожелтевшие кусты ничего не могут напомнить. Таурас ощупывает свой колючий подбородок и медленно поднимается с камня.
Отец?
Ноги тоже онемели от долгого неподвижного сидения и не хотят сгибаться, сердце почему-то начинает биться учащенно, половина пятого, после бессонной ночи тело будто чужое, но что-то заставляет Таураса спешить, и он, широко шагая, направляется вверх, напрямик, сквозь редкие сосны, пересекая седые от росы асфальтированные дорожки, надо сократить путь домой, еще очень рано, троллейбусов нет.
С улицы Таурас видит освещенное окно кухни, тревога немножко отступает, ну конечно, отец уже встал и варит свой утренний кофе, а может, не спал всю ночь. Нашарив ключ, Таурас пытается открыть дверь, долго вертит им в замочной скважине, наконец соображает, что не заперто. Удивленный, входит в кухню и видит Юле и брата, сгорбившихся над пустым столиком.
Лицо у Юле бледное, заплаканное, Вайдас сидит спиной к двери и даже не оборачивается, когда появляется Таурас. Юле, увидев его, медленно встает с табуретки, подходит, но ничего не говорит, только тычется лицом в отвороты его плаща. Придерживая рукой ее вздрагивающие плечи, Таурас другой рукой хочет повернуть к себе Вайдаса, но тот каменно неподвижен.
— Отец?..
Юле кивает, не поднимая головы. Таурас почти силой высвобождается из ее рук и идет в кабинет.
Антанас Гудинис лежит на диване в ботинках, в выходном костюме, узкие кисти рук сложены на груди, на лице застыло особое, требовательное выражение, так и кажется, сейчас откроет глаза, вперит прямой взгляд голубых глаз и скажет: негоже, сын, возвращаться под утро...
Таурас присаживается на край дивана, оглядывает комнату, педантично убранную и неуютную старую мебель, многое на своем веку повидавшую; еще почти совсем темно, и трудно рассмотреть отдельные предметы, но Таурас прекрасно помнит каждый, теперь они неизбежно должны будут сдвинуться с привычных мест, их анахроническая симметрия будет безжалостно нарушена, въевшийся в них опыт прошлого лишится своей истинной ценности и станет недоступен восприятию посторонних.
Неправда! Прости, отец, Таурас взглядом гладит лоб Гудиниса, и я, и Вайдас, и даже Юле мечены твоим существованием навсегда, и нельзя сосчитать, много или мало ты отдал.
Склонившись, он касается губами отцовской руки и возвращается на кухню. Мгновение ему кажется, что этих двоих, сидящих за столом, он видит впервые. Чего ждут они от него, на что надеются? Что может он им дать? Впрочем, он же Таурас Гудинис, сын Антанаса, и от него ждут каких-то слов, ведь ты знаток слов, Таурас. Вайдас и Юле, наверно, уже целую вечность сидят и ждут этих твоих слов...
Ты Таурас Гудинис — испуганно говорят глаза Юле.
Ты старший брат — вздрагивают брови Вайдаса.
Таурас придвигает свободную табуретку, садится к столу и просит брата:
— Завари чай.
Вайдас вскакивает, кажется, он, как спасения, ждал какого-то приказа действовать; хлопает дверцами буфета, гремит чашками, наливает в чайник воду из-под крана, а Юле робко касается руки Таураса:
— Я уже звонила. Сказали, приедут, ждите.
— Спасибо, Юле.
Как мы теперь будем жить? В глазах Юле и испуг, и надежда, и нежность, лицо брата снова замкнутое, от
решенное, Таурас чувствует, что эти двое могут снова отдалиться от него, этого нельзя допустить, иначе катастрофа, настоящая катастрофа, без цветов и венков, но нет у него пока тех единственных слов, которые никто не смог бы опровергнуть.
— Погаси свет, Вайдас. Глаза режет.
Вот так-то лучше, думает Таурас, когда кухня погружается в предутренние сумерки, только мягко подрагивает синее пламя газовой горелки, за которым все трое невольно следят глазами.
— Надо будет держаться вместе,— наконец слышит он свой голос, произносящий слова спокойно и четко.
Никто не отзывается, и хорошо, что они молчат. Таурас смотрит, как Юле раскладывает на столе три чайные ложечки, как Вайдас, прикусив губу, сосредоточенно наливает кипяток в маленький чайник, правда, он не умеет заваривать как следует, но еще будет время научить его, не знает, что сначала надо разогреть чайничек или несколько раз сполоснуть его кипятком, что кипяток надо лить не сразу, а по частям, потом чайник с заваркой обернуть чистым льняным полотенцем, отец для этой цели всегда пользовался льняным, ждать ровно три минуты, тогда почувствуешь истинный, неповторимый аромат, напоминающий запах свежескошенной травы, палой листвы, меда, старых книг, плавящегося воска, ветра в цветущем саду и волос любимой.
Хорошо, что они молчат. Может, еще не верят его словам, в которых невольно прозвучала интонация отца, но Таурас понимает, что в такую минуту он не смел говорить других слов, необходимы были именно эти. Потом, возможно, будут произнесены не столь обыденные, более мудрые, больно ранящие. Возможно.
Но теперь еще не время пить из той чаши.
??
??
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Мелькает далекая ассоциация, что-то подобное уже было с ним, а может, не с ним? К сожалению, ни река, ни трава, ни пожелтевшие кусты ничего не могут напомнить. Таурас ощупывает свой колючий подбородок и медленно поднимается с камня.
Отец?
Ноги тоже онемели от долгого неподвижного сидения и не хотят сгибаться, сердце почему-то начинает биться учащенно, половина пятого, после бессонной ночи тело будто чужое, но что-то заставляет Таураса спешить, и он, широко шагая, направляется вверх, напрямик, сквозь редкие сосны, пересекая седые от росы асфальтированные дорожки, надо сократить путь домой, еще очень рано, троллейбусов нет.
С улицы Таурас видит освещенное окно кухни, тревога немножко отступает, ну конечно, отец уже встал и варит свой утренний кофе, а может, не спал всю ночь. Нашарив ключ, Таурас пытается открыть дверь, долго вертит им в замочной скважине, наконец соображает, что не заперто. Удивленный, входит в кухню и видит Юле и брата, сгорбившихся над пустым столиком.
Лицо у Юле бледное, заплаканное, Вайдас сидит спиной к двери и даже не оборачивается, когда появляется Таурас. Юле, увидев его, медленно встает с табуретки, подходит, но ничего не говорит, только тычется лицом в отвороты его плаща. Придерживая рукой ее вздрагивающие плечи, Таурас другой рукой хочет повернуть к себе Вайдаса, но тот каменно неподвижен.
— Отец?..
Юле кивает, не поднимая головы. Таурас почти силой высвобождается из ее рук и идет в кабинет.
Антанас Гудинис лежит на диване в ботинках, в выходном костюме, узкие кисти рук сложены на груди, на лице застыло особое, требовательное выражение, так и кажется, сейчас откроет глаза, вперит прямой взгляд голубых глаз и скажет: негоже, сын, возвращаться под утро...
Таурас присаживается на край дивана, оглядывает комнату, педантично убранную и неуютную старую мебель, многое на своем веку повидавшую; еще почти совсем темно, и трудно рассмотреть отдельные предметы, но Таурас прекрасно помнит каждый, теперь они неизбежно должны будут сдвинуться с привычных мест, их анахроническая симметрия будет безжалостно нарушена, въевшийся в них опыт прошлого лишится своей истинной ценности и станет недоступен восприятию посторонних.
Неправда! Прости, отец, Таурас взглядом гладит лоб Гудиниса, и я, и Вайдас, и даже Юле мечены твоим существованием навсегда, и нельзя сосчитать, много или мало ты отдал.
Склонившись, он касается губами отцовской руки и возвращается на кухню. Мгновение ему кажется, что этих двоих, сидящих за столом, он видит впервые. Чего ждут они от него, на что надеются? Что может он им дать? Впрочем, он же Таурас Гудинис, сын Антанаса, и от него ждут каких-то слов, ведь ты знаток слов, Таурас. Вайдас и Юле, наверно, уже целую вечность сидят и ждут этих твоих слов...
Ты Таурас Гудинис — испуганно говорят глаза Юле.
Ты старший брат — вздрагивают брови Вайдаса.
Таурас придвигает свободную табуретку, садится к столу и просит брата:
— Завари чай.
Вайдас вскакивает, кажется, он, как спасения, ждал какого-то приказа действовать; хлопает дверцами буфета, гремит чашками, наливает в чайник воду из-под крана, а Юле робко касается руки Таураса:
— Я уже звонила. Сказали, приедут, ждите.
— Спасибо, Юле.
Как мы теперь будем жить? В глазах Юле и испуг, и надежда, и нежность, лицо брата снова замкнутое, от
решенное, Таурас чувствует, что эти двое могут снова отдалиться от него, этого нельзя допустить, иначе катастрофа, настоящая катастрофа, без цветов и венков, но нет у него пока тех единственных слов, которые никто не смог бы опровергнуть.
— Погаси свет, Вайдас. Глаза режет.
Вот так-то лучше, думает Таурас, когда кухня погружается в предутренние сумерки, только мягко подрагивает синее пламя газовой горелки, за которым все трое невольно следят глазами.
— Надо будет держаться вместе,— наконец слышит он свой голос, произносящий слова спокойно и четко.
Никто не отзывается, и хорошо, что они молчат. Таурас смотрит, как Юле раскладывает на столе три чайные ложечки, как Вайдас, прикусив губу, сосредоточенно наливает кипяток в маленький чайник, правда, он не умеет заваривать как следует, но еще будет время научить его, не знает, что сначала надо разогреть чайничек или несколько раз сполоснуть его кипятком, что кипяток надо лить не сразу, а по частям, потом чайник с заваркой обернуть чистым льняным полотенцем, отец для этой цели всегда пользовался льняным, ждать ровно три минуты, тогда почувствуешь истинный, неповторимый аромат, напоминающий запах свежескошенной травы, палой листвы, меда, старых книг, плавящегося воска, ветра в цветущем саду и волос любимой.
Хорошо, что они молчат. Может, еще не верят его словам, в которых невольно прозвучала интонация отца, но Таурас понимает, что в такую минуту он не смел говорить других слов, необходимы были именно эти. Потом, возможно, будут произнесены не столь обыденные, более мудрые, больно ранящие. Возможно.
Но теперь еще не время пить из той чаши.
??
??
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54