Правда, глаза за толстыми стеклами очков казались уж очень большими,
Орлов увидел, что Садык встревожен, и успокаивающе улыбнулся:
— Товарищ Махсумов уполномоченный... из области. Хочет побеседовать с тобой, выяснить кое-какие вопросы. Проведи-ка нас в свой кабинет.
Садык отворил дверь кабинета, вошел первым; указал гостям на обшарпанный диван возле окна и предложил сесть. Сам опустился на табурет напротив, достал из кармана платок, вытер мокрый после быстрой ходьбы лоб. Вопросительно посмотрел на Махсумова. Тот устроился на диване поудобнее, сдвинул на ремне кобуру, сумку положил на колени. Пригладил пальцами густую темную шевелюру. Внимательно вгляделся в осунувшееся лицо Садыка.
— Сколько зерна сдадите в этом году фронту?
— Пятьсот центнеров.
— Выполните?
— Выполним.
— Хмм...— Махсумов добыл из кармана вышитый кисет, развязал, достал кусочек газеты, свернул самокрутку. Несколько раз жадно, словно в нетерпении, затянулся.— Когда вернулись с фронта?
— В этом году.
— Точнее?
— В начале июля.
— Где воевали?
Садык перечислил. Махсумов снова несколько раз жадно затянулся. Садык глянул на Орлова и увидел, что настроение у того явно портится. Он ерзал на месте, словно готовясь встать и сказать что-то, с беспокойством поглядывал то на Садыка, то на Махсумова,
— Вернулись после госпиталя?— продолжал Махсумов.
— Да.
— Где были ранены?
— На Украине.
— Когда?
— Полгода назад.
Махсумов открыл полевую сумку, вынул бумагу и карандаш, что-то записал.
— Сколько вам лет?
— Сорок один.
— Дети есть?
— Двое.
— КОММУНИСТ?
— Да.
— С тридцать шестого года?
— Да!— Садык уже начинал злиться.
— Если друг коммуниста дезертирует...
Лицо Садыка полыхнуло огнем.
— Что вы этим хотите сказать?
— Хочу сказать, что ваш друг Акбар Боев дезертировал.
— Мы с ним не друзья.
— А я думаю, что вы и сейчас ему сочувствуете!
— Что за чушь!
— Чушь?—Махсумов оглянулся на Орлова, словно приглашая его в свидетели: смотри-ка, он нас за дураков считает!
Орлов нахмурился:
— Товарищ Махсумов...
— После, после...— Тот снова обернулся к Садыку, прищурился.— Разве не вы послали в дом Боева десять кило пшеницы?
— Жена его долго болела.
— Да, это нам известно, она четыре месяца не работала в колхозе.
— Так ведь болела же. И потом, за эту пшеницу, если понадобится, я готов отвечать.
— Ну-ну! Говорите так, будто от вашего вздоха мельничный жернов будет вращаться... Кто знал, что вы посылаете колхозное зерно в дом дезертира?
— Думайте, что говорите!—Садык вскочил с табурета, забыв о больной ноге, и она тотчас напомнила, о себе.— Может, па нашему, и то; что я вместе с другими похоронил эту несчастную,— преступление? Если уж на то пошло, она, получив десять кило пшеницы, оставила колхозу корову с теленком.
— Садитесь, не стоит горячиться.
— Что вам от меня нужно?
— Когда вы последний раз встречались с Боевым?
— Почти три года назад.
— Где?
— Вместе отправлялись из райцентра на фронт.
— И где вы с ним расстались?
— В Оренбурге.
— Почему?
Махсумов затянулся еще раз, закашлялся, выбросил окурок й окно.
— Меня послали в часть под Сталинград.
— А его?
— Его тоже должны были послать на фронт.
— После этого встречались с ним?
— Нет!
— А когда вернулись домой?
Садык стиснул зубы и промолчал.
— Я спрашиваю: когда вернулись домой, встречались?
— Нет.
— Почему?
Садык не ответил.
— Ведь вы же друзья, нехорошо!— Махсумов насмешливо улыбнулся.
— Хорошо или нет—это мое дело!
— Это не ответ. Не забывайте, что я — уполномоченный...
— Рядом с вами еще один уполномоченный. Можете спросить у него, он хорошо знает, что к чему. Да и вы знаете, только...
— Товарищ Махсумов!— Орлов поднялся с места.— Я же вам объяснял...
— «Уполномоченный»! Сорняк—вот вы кто, а не уполномоченный!— Хромая, Садык направился к двери, вышел и услышал брошенные ему вслед слова Махсумова:
—3а одно зерно его нужно было арестовать. А вы проявили беспечность.
— При чем тут зерно?—спрашивал Орлов.
— А поддерживать семью дезертира — это как?
— Товарищ Махсумов, я хорошо знаю этого человека! И если уж мы с вами не можем поймать одного подлеца...
— Прекратите!
— Почему это прекратить? Вы несправедливы к человеку, да еще и...
— Хм... «несправедлив»! Кого это я тут обидел? Он что, святой, ваш председатель?
— Может, и не святой, но не хуже нас с вами, а может, и получше!
— Прекратите же...
Конца разговора Садык не слышал. Ярость заглушила боль в ноге. Он торопливо пересек улицу, вошел в колхозный сад. И, не останавливаясь, направился туда, где за садом начиналось кладбище.
«И откуда такие берутся? Сам небось и дыма фронтового не нюхал, в тылу отсиживался...»
— Садык, где ты?—послышался голос Орлова.— Подожди, Садык, мне с тобой поговорить надо!
Однако Садык не мог остановиться. Горький ком подступил к горлу, даже трудно стало дышать. Сейчас он никого не хотел видеть. Было единственное желание—оказаться возле могилы Бунафши..,
Медный диск солнца коснулся склона горы и, казалось, собрал последние, уже не греющие лучи с полей, с крыш домов и верхушек деревьев, с валунов и кустарников на холмах. Насыщенные красным закатным цветом, облака над горизонтом светились, как яркая шероза, на подоле вечернего неба. Журчание ручья и звонкие ребячьи голоса будто сливались в одну светлую мелодию:
— О чем задумался, сынок?
Тихая красота вечера принесла мир в сердце Садыка, и он неохотно оторвал взгляд от гряды гор, за которой только что спряталось солнце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26