Я огляделся, ища глазами что-нибудь выпить, кувшин с ка-ла-на или с пагой, хотя и сомневался, что здесь может находиться что-нибудь подобное. Разве что спрятано где-то в сундуках. Я откинул крышку ближайшего из них, затем следующего. Сура все ещё стояла не шевелясь. Я подошел к очередному сундуку.— Пожалуйста, не открывайте его! — попросила она.— Да ну, чепуха, — небрежно ответил я, полагая, что здесь-то, вероятно, и должны храниться какие-нибудь напитки, и поднял тяжелую крышку.— Прошу вас! — воскликнула она.Ну, точно, решил я если что-то у неё припрятано, то именно здесь. Я порылся среди шелковых лоскутов, связок бус, каких-то украшений, но ни на шаг не приблизился к предмету своих поисков. Это ж надо — столько барахла, а того, что действительно необходимо, нет! Хотя, конечно, все эти тряпки представляют для неё определенную ценность, вероятно, её запасам могла бы позавидовать даже иная свободная женщина Ара.— Пожалуйста, не надо здесь рыться! — воскликнула она.— Молчи, рабыня, — огрызнулся я, занятый своим делом, и тут заметил на дне сундука выцветшую тряпичную, местами порванную куклу размером не больше фута, одетую в костюм свободных, — обычную куклу, с которыми играют все девочки в любом городе, наряжая её или рассказывая ей сказки.— Что это? — недоуменно спросил я, показывая куклу Суре.С диким криком рабыня красного шелка сорвалась с места, схватила со стены шокер и привела его в готовность. Я заметил, что стрелка указателя мощности на нем дошла до красной, смертельной отметки. Металлический наконечник почти мгновенно раскалился докрасна. Мне даже было больно смотреть на него.— Умри! — закричала она и, выставив перед собой шокер, бросилась ко мне.Я выронил куклу и, сделав шаг в сторону, поймал женщину за запястье. Шокер выпал из её завернутой за спину руки и покатился по полу. Затем я оттолкнул от себя Суру, подобрал шокер, выключил его и повесил себе на пояс.Сура стояла, прижавшись спиной к стене, закрыв глаза и отвернув голову.— На, возьми, — протянул я ей куклу.Она прижала куклу к груди.— Извини, — сказал я.Она стояла с куклой в руке, не сводя с меня встревоженных глаз. Я отошел от неё и, сняв с пояса шокер, повесил его на прежнее место, откуда она снова могла взять его, если, конечно, захочет.— Извини, я просто искал ка-ла-на.На её лице отразилось полное замешательство.— Вино в последнем сундуке, — шепотом ответила она.Я подошел к сундуку, откинул крышку и обнаружил бутыль ка-ла-на и несколько небольших бокалов.— Ты пользуешься большим расположением в этом доме, рабыня, если тебе позволяют иметь в комнате вино, — заметил я.— Позвольте, я вам налью, — прошептала она.— Это уже без всяких штучек Кейджералии? — поинтересовался я.— Да, господин, — ответила она.— Тогда, если Сура позволит, я сам налью ей вина.Она безучастно посмотрела на меня и, продолжая прижимать куклу к груди, протянула руку за бокалом. Рука её дрожала, проливая на пол капли ка-ла-на, и мне пришлось поддержать её ладонь, помогая ей поднести вино к губам.Она пила, судорожно глотая, так же, как та темноволосая девчонка — предводительница рабынь с Горшечной улицы. Затем и я поднял бокал, позволяя ей осушить свой первой.— С Кейджералией.— С Кейджералией, господин, — прошептала она.— Куурус, — сказал я.— С Кейджералией, Куурус, — также шепотом ответила она.Я отошел в центр комнаты и уселся, скрестив перед собой ноги. Бутыль я, конечно, взял с собой.Она поставила рядом со мной свой бокал и подошла к сундуку, в котором хранилась её кукла.— Зачем тебе эта игрушка? — спросил я.Она молчала, аккуратно укладывая куклу на прежнее место среди лоскутов и украшений, на самое дно сундука, в правый угол.— Можешь не отвечать, если не хочешь, — сказал я.Она вернулась ко мне и опустилась напротив меня на колени. Я снова поднес ей вина и выпил сам.— Эту куклу подарила мне моя мать, — сказала она.— Я и не знал, что у рабынь красного шелка могут быть матери, — заметил я и тут же пожалел о своей нелепой шутке, увидев, что она не улыбается.— Ее продали другим хозяевам, когда мне было пять лет, и это все, что у меня от неё осталось.— Извини, — сказал я.Она опустила глаза.— Отца своего я не знала, — продолжала она, — но думаю, он был красивым рабом. Мать тоже мало что знала о нем, поскольку во время моего зачатия они оба были в масках.— Понятно.Она снова поднесла бокал к губам.— Хо-Ту любит тебя, — сказал я.Она отвела глаза.— Я знаю.— И часто на Кейджералию тебя вот так приносят в жертву?— Когда у Кернуса появляется для этого соответствующее настроение, — ответила она и спросила: — Можно, я оденусь?— Да, — кивнул я.Сура подошла к одному из сундуков и, достав длинный отрез красного шелка, обмотала его вокруг себя, закрепив на талии шнурком.— Спасибо, — сказала она.Я снова наполнил её кубок.— Однажды, много лет назад, на праздновании Кейджералии меня заставили отдаться рабу и я забеременела, — продолжала она.— Ты знаешь, кто это был?— Нет. Я была в маске, — она невольно содрогнулась. — Его привели откуда-то с улицы. Я до сих пор его помню. Он был такой потный, пухлый, с липкими, грязными руками. Он все время пыхтел и так противно похихикивал. Зато мужчины за столом веселились вовсю. Наверное, действительно забавное было зрелище.— И что с ребенком?— Я родила его. Но ребенка сразу забрали, так что я его никогда не видела. Скорее всего, получился такой же урод, как и его зачинатель.— Вряд ли, — сказал я.Она грустно рассмеялась.— Хо-Ту часто к тебе приходит?— Да, я играю ему на калике. Он очень любит слушать эту музыку.— Ты настоящая рабыня красного шелка.— Много лет назад, — задумчиво продолжала Сура, Хо-Ту был изувечен — его заставили выпить кислоту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144