Медведь продолжал теребить бороду, казалось, он ее вот-вот вырвет.
– Ты по-прежнему ее любишь, парень?
Дайен посмотрел на него. Он был хладнокровен и собран.
– Я женюсь сегодня на другой девушке, друг мой.
– Ты по-прежнему любишь Камилу? – повторил мягко Медведь.
Дайен собрался сказать «нет», хотя это было бы ложью. Но ложь – удел королей.
Взгляд великана пробрался к нему в душу и увидел там притаившуюся правду.
Дайен переложил документ, продолжая смотреть на него невидящим взглядом.
– Помните день, когда мы ехали к вам под снегом? Мы говорили с вами о Сагане и Мейгри. Вы тогда сказали... Помните? «Черт подери, парень, кто, просыпаясь утром и вдыхая полной грудью, говорит воздуху: „Воздух, я люблю тебя!“ А ведь без воздуха мы погибнем. Кто говорит воде: „Я люблю тебя!“, а без воды мы погибнем. Кто говорит костру зимой: „Я люблю тебя!“, а без огня мы замерзнем и погибнем». Вот что вы тогда сказали, друг мой. Вот так, – Дайен набрал воздуха, поднял голубые глаза, – вот так я люблю Камилу.
Медведь снова вздохнул – словно ураган пронесся, утер глаза бородой.
– Этого-то я и боялся. Сердце мое оплакивает тебя, парень. Но ты верно поступаешь. Достойно. Выбираешь то, что поможет твоему народу. Надежный союз, который ты заключаешь с Ди-Луной, поможет собрать воедино распавшуюся на части галактику. Да ты и сам это понимаешь не хуже, чем Медведь. Я ведь воин, а не болтун-дипломат.
Зазвенел серебряный колокольчик.
– Ваше величество, – на экране появился секретарь. – Простите, что прерываю вас, но прибыл Его святейшество...
– Да, да! – Медведь махнул рукой. – Я знаю.
Секретарь исчез. Олефский пошел к дверям, круша по дороге мебель, с которой не успел расправиться, когда входил. Остановился.
– Не знаю, надо ли говорить тебе это, парень. Язык мой – враг мой. Моя жена говорит, что мне можно открывать рот, только чтобы проглотить кусок мяса, а все время лучше держать его на замке. Но, сдается мне, человеку надо знать правду. Камила так же сильно любит тебя, как ты ее. Не думаю, что еще кого полюбит.

* * *

– Ваше величество, Его святейшество приор аббатства Ордена Адаманта.
Приор в омофоре, переливающемся алыми, золотыми и белыми красками, вошел в кабинет короля. Это был молодой человек, слишком молодой для приора вновь учрежденного галактического религиозного ордена. Так кое-кто считал. Но в нем было столько света и спокойствия, лицо и манеры были преисполнены такой твердой верой во Всевышнего, что все скептики скоро замолкли.
Аббат, заметив разгром, сказал:
– Судя по всему, здесь был Олефский.
Дайен поправил стол.
– Да. Отныне буду давать ему аудиенцию на пустом пространстве под открытым небом. Благодарю, что прилетели. Я знаю, как вы заняты восстановительными работами в аббатстве и в церкви; я до глубины души тронут, что именно вы возложите на меня корону и провозгласите королем.
– Почту за честь, Ваше величество.
– Надеюсь, вы не станете возражать, если я буду звать вас просто братом Фиделем. Аббат Фидель звучит для меня непривычно.
– Должен сознаться, что и для меня тоже. – Аббат покраснел. – Приор Джон обратился ко мне на днях, а я решил, что это он к другому обращается, и прошел мимо.
Они рассмеялись, правда, под конец Дайен вздохнул.
Священник задумчиво посмотрел на него, положил ему на плечи руки.
– Душа ваша в мире с собой, Ваше величество? И с Господом?
– Да, – ответил Дайен твердо. – По крайней мере с собой. С Господом ей еще предстоит найти мир и согласие. На это требуется время. Но я делаю все, что могу.
– Рад слышать, Ваше величество, – сказал священник.
– Все готово к церемонии? – спросил Дайен.
– Да, сир. В соборе полно народа. Толпы – на улицах. Мне сказали, – брат Фидель был в растерянности, – что я должен наложить на лицо грим, потому что будут съемки.
– Боюсь, что да, – подтвердил Дайен, пряча улыбку.
Священник вздохнул.
– Не представляю, как братия к этому отнесется. Я разрешил в аббатстве установить экран. Надеюсь, им пойдет на пользу, что они смогут наблюдать за историческим событием, которое знаменует не только ваше восхождение на трон, но и восстановление былых прав Церкви. Представляю, что скажет приор Джон. Будет очень недоволен. Придется нам всем делать жертвоприношения. Я, пожалуй, пойду. Я оставил хор на брата Мигеля, не удивлюсь, если певчие привязали его к скамье.
– Брат, подождите минуту, – сказал Дайен удаляющемуся монаху. – От Сагана ничего не слышно?
Брат Фидель остановился, не поворачиваясь к королю и обдумывая ответ. Потом повернулся и мягко сказал:
– Он с Господом, Ваше величество.
– Он... умер? – вскричал Дайен.
– Я сказал то, что мог сказать, Ваше величество.
Дайен, думая, что правильно понял слова брата Фиделя, кивнул.

* * *

Они ушли. Все. Секретаря он отослал под каким-то предлогом. Дайен остался один.
Скоро придут с королевским одеянием, которое извлекли из музея. С короной и скипетром, которые нашли в доме Снаги Оме, а теперь вернули во Дворец. С той самой короной, которую пробил лазерный луч в ночь Революции. Теперь в отверстии красовался искусно вставленный кроваво-красный рубин.
Дайен сунул руку под воротник своего мундира, достал восьмиконечную звезду-серьгу, которую дал ему Таск. Он крепко сжал ее в руке. Оглянулся.
Все сейчас были здесь: его дядя, человек верующий; его мать, красивая, смеющаяся; его отец, гордившийся сыном; Платус, нежный, любящий; Мейгри, в серебряных доспехах, сияющих лунным светом. Они были с ним. Он не был одинок.
– Помогите мне быть достойным королем, – попросил он их.
Кто-то постучал в дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173