Все это я считал важным довести до твоего сведения в интересах планирования
дальнейших наших шагов. Желаю доброго здоровья.
Писано в Кесарии, в пятом году правления императора Нерона.
Акелдама
За рощей, что окружает город, лежит заросший бурьяном пустырь. Собственно,
это городская окраина: разбросанные тут и там строения образуют нечто вроде
улицы. Недостроенные дома, жилища бедноты, неопрятные одичавшие кустики,
упорные масличные деревца.
Где-то посреди пустыря - ничем не приметный участок. Он невелик, саженей
триста, может чуть больше. У дороги ширина его - саженей десять; оттуда он
покато уходит вниз. С другой стороны он ограничен обозначает канавой; края
ее поросли лопухами, бурьяном, на каменистом дне блестит полоска воды,
распространяя зловоние в сухом, знойном воздухе.
Участок, по всему судя, бесхозный. Когда-то, по-видимому, его попытались
окружить живой изгородью; сейчас от нее остались лишь пучки прутьев. Почва -
в буграх и ямах, которые поросли сорняками, какими-то пурпурными цветами,
злой крапивой, дикой коноплей. По земле ползают муравьи, травяные клопы,
прыгают кузнечики, порхают бабочки, жужжат осы. В нижней части участка,
вблизи канавы, едва заметные холмики: четыре локтя в длину, один - в ширину.
Они тоже покрыты бурьяном, в бурьяне - камешки, побольше, помельче.
Обитатели окрестных домишек - люди нездешние, они прибыли сюда, в Иерусалим,
из глухих местечек в поисках работы и пропитания. Земля тут дешевая, здесь
они и пытаются зацепиться, построить какое-никакое жилье. Поле это называют
Землей Горшечника, будто бы потому, что почва тут рыжая, глинистая, или
потому, что пустующий участок возле канавы принадлежал, говорят, какому-то
горшечнику. А некоторые утверждают: настоящее название этого места -
Акелдама, Земля Крови, потому что тут похоронены невинно убиенные. Властям
это место известно как Поле Горшечника.
Мужчины, что здесь живут, с утра уходят в город, берутся за любую работу,
трудятся носильщиками, нанимаются в батраки. Некоторые женщины тоже ходят в
Иерусалим, стирать, убираться; девушки норовят попасть прислугой в
состоятельные дома. И детишек тут много, эти целыми днями бегают, играют,
дерутся на бесхозном участке или носят воду из дальнего колодца.
- Сказывают, все это поле у одного богатого горшечника во владении было.
Потом продал он его, а себе оставил эту делянку. Глины тут, это точно,
много, а горшечнику нужна глина. Она ему нужней, чем царю золото. -
Жилистый, худой старик с морщинистым лицом добрых десять лет как покинул
родной Эммаус. - Никак по-другому не получалось, господин, пастухами мы
были, да пришли с гор разбойники, всех овец угнали, они-де борются за
свободу, им овцы по праву положены. Мы уж и плакали, и умоляли, все зря,
забрали овец. А после разбойников власти явились, подати требовать для
священников и для римлян. Вот так мы мучились-мучились, а потом все бросили.
Мне еще повезло: нанялся я к каменщику одному, хороший человек, я уж пять
лет при нем кормлюсь. Черная работа - вся моя, но я и этому рад.
- Говорят, давно когда-то было в этих местах большое сражение, людей
перебили без счету и всех убитых тут похоронили. Потому другое название
этого поля - Земля Крови. Почва тут - сплошная глина. Да что говорить,
господин: на две ладони мотыгу воткнешь - и уже вот она, глина-то. Твердая,
чистый камень. Из-под мотыги аж искры летели, когда я котлован для
фундамента рыл. Там вон, ниже, возле канавы, есть ямы побольше: должно быть,
там глину добывали. Потому как глине вода нужна, тогда ее можно мять,
лепить. Рассказывают, в той канаве когда-то много было воды, до краев,
человеку по самую макушку. Может, там и рыба водилась. Кто знает... Но
канава, это точно, широкая была, широкая и глубокая, человеку такую не под
силу вырыть. А сейчас воды совсем почти нету, а какая есть, гнилая, стоялая,
ее даже скотина не пьет. - Мужчина румян, мускулист, с ухоженными волосами и
бородой. - Мне вообще-то повезло в жизни: я страсть какой сильный. Что я
руками ухвачу, то и поднять могу, а уж если поднял, так и снесу куда хошь.
Мне в городе посоветовали: иди, говорят, нанимайся в парадные носильщики к
римлянам; был у меня один доброжелатель, он мне протекцию составил, потому
что нас много там было желающих. Вертели и так и этак, смотрели, хорошо ли
выгляжу, ставили в пару с одним, с другим: там ведь мало сильным быть и
высокого роста, там надо, чтобы ты смотрелся. Римлянам я, господин, счастьем
своим обязан. При прокураторской канцелярии есть такое отдельное помещение с
большим, как сарай, залом, там и стоят одры носильные, одни такие, другие
эдакие, одни торжественные, тяжелые, другие полегче, повеселей. Каждый божий
день на рассвете я туда прихожу - и сидим мы с напарником ждем, когда будет
команда нести того-то туда-то на таких-то носилках. Больших вельмож мне
приходилось носить, очень больших! А доставишь, жди, когда обратно; пока
ждешь, калякаешь о том о сем с поварами, со слугами, они и поесть дадут, и
немало, да все такое вкусное! Я и с женой своей так познакомился: она в
служанках была у одного ученого раввина, там я ее увидел, и сразу она мне
понравилась. Свадьбу сыграли дома, в Иерихоне, там у меня родители, братья,
спину гнут на клочке земли... Но свадьба была знатная. Я так рассчитал, что
к тому времени, когда появится первый ребенок, дом в основном будет готов.
- Не пойму, что с ним такое, с тем пустырем? Стал я спрашивать, мне говорят:
не продается. Говорят, казенный. Попробовал я торговаться, потому что мне
тот участок больше нравился по расположению, чем этот, нынешний, но мне
строго ответили:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48