Едва ли можно
сомневаться, что, не вмешайся в дело римские легионеры, группа
самоотверженных мстителей, стоящих на нашей стороне, смогла бы выполнить
роль орудия справедливости: предателя Павла, по всей вероятности, линчевали
бы, народ сам вынес бы ему приговор, поставив точку в этой опасной истории.
Кто-то, однако, известил римлян, и те вырвали Павла из рук разъяренной
толпы. Комиссия располагает неопровержимыми доказательствами, что римлян
известил кто-то из руководства Синедриона. После этого дело Павла попало на
рассмотрение юридических инстанций; да и куда еще могло оно попасть, если он
ожидал разбирательства в Синедрионе под надежной охраной? Анания же, вместо
того чтобы встать и бросить в лицо Павлу суровые обвинения, сразу же
предоставил ему слово для защиты, что является юридическим нонсенсом.
Вероятно, он и сам понял свою непоправимую ошибку и после первой же фразы,
произнесенной Павлом - цитирую: "Мужи братия, я всею доброю совестью жил
пред Богом до сего дня", - приказал стражникам бить Павла по устам. Каковой
приказ был не просто бессмысленным, но и излишним, поскольку Павел этими
словами сказал не больше и не меньше, чем мог бы сказать любой из нас, из
тех, чья совесть, в соответствии с его верой, чиста перед Богом. В ответ же
на битие по устам Павел - поскольку предупрежден был, что он поносит
первосвященника Божьего, хотя до того он еще ни словом не оскорбил Ананию, -
сказал (цитирую): "Я не знал, братия, что он первосвященник". Это заявление
Павла прозвучало более чем саморазоблачительно: вряд ли можно поверить, что
он действительно не знал этого; напротив, он, скорее всего, был знаком с
Ананией, но с тех времен, когда тот еще не был первосвященником. Это,
правда, лишь предположение с нашей стороны; однако факт, что в ходе процесса
Анания больше ни разу не выступил, чем существенно способствовал тому, что
остальные выступавшие противостояли друг другу, а не единым строем - Павлу.
Из-за этого на процессе разразился скандал, и кто-то снова - это особо
подчеркивается в аналитической записке, подготовленной комиссией, -
обратился к римлянам. Тысяченачальник Лисий явился немедленно и увел Павла
под охраной. Таким образом, это был второй случай, когда дело до вынесения
приговора не дошло, хотя здесь суд вершила не часть расколотого народа,
поддерживающая нас, а - опираясь на букву закона - поддерживающие нас члены
расколотого руководства.
Обманутые в своих ожиданиях члены Синедриона с возмущением приняли к
сведению свое поражение и тайно поклялись ликвидировать Павла как предателя
- ведь теперь Павел, благодаря затянувшимся процессам, которые мог считать
выигранными, лишь укрепил свои позиции в умах сбитого с толку народа. План
готовился в обстановке строгой секретности; характерно, что Анания в его
разработку не включился, сославшись на занятость, однако, когда план был
готов, он (к слову сказать, с полным правом) затребовал его к себе.
Свидетели полностью подтвердили это, не оставив места сомнениям. И тут
кто-то, уже в третий раз, оповестил римлян; и Павла под покровом ночи увезли
в Кесарию, чтобы предать суду перед лицом прокуратора Феликса. Тем самым
собственный внутренний враг наш окончательно выскользнул у нас из рук. На
разбирательство у прокуратора Феликса Синедрион делегировал - по его просьбе
- Ананию, который тем не менее представлял обвинение не лично, а поручил
делать это некоему ритору Тертуллу под предлогом, что уж теперь-то приговор
будет таким, каким должен быть. На этом разбирательстве Анания не произнес
ни слова; ритор же, вышепоименованный Тертулл, позорно провалился; он
представлял обвинение настолько слабо, что Феликс отложил разбирательство на
неопределенное время, сославшись на необходимость выслушать тысяченачальника
Лисия, хотя ясно было, что показания римского легионера в этом деле не могут
играть роли ни за, ни против, тем более не могут считаться решающими.
Подтверждением этому среди прочего служит письмо, с помощью которого Лисий
под покровом ночи доставил Павла из Иерусалима в Кесарию: сомнительно, что
письмо это писал он сам. Таковы факты. Предатель Павел, правда, находится
под арестом, но под арестом у римлян; для него это самое надежное убежище.
По распоряжению прокуратора ему позволено свободно общаться с его
сообщниками, так что он имеет возможность беспрепятственно вести и дальше
свою подстрекательскую деятельность. 3. Взвесив все обстоятельства, комиссия
заявляет, что ответственность за сложившуюся ситуацию несет лично
первосвященник Анания. Комиссия считает, что поведение Анании в этом деле не
просто ошибочно, но предосудительно и дает основания для двусмысленных
выводов. Именно поэтому комиссия предложила вызвать его на беседу и
немедленно освободить от занимаемого поста". - Закончив чтение аналитической
записки, Измаил из рода Фаби спрашивает Ананию, желает ли тот что-либо
объяснить или опровергнуть из услышанного.
Анания начинает свой ответ с заявления, что, соглашаясь занять этот пост,
знал, какой тяжкий груз взваливает на себя. Он сознает свою ответственность,
видит ужасающее положение народа, чувствует, насколько зыбким является
равновесие в отношениях с римлянами. Поскольку было пролито уже столько
крови, он старался быть приверженцем мирных решений.
Измаил (вставляет). Возможно, в результате проводимой тобой политики теперь
будет пролито еще больше крови, и ничего уже нельзя изменить к лучшему.
Ответ Анании. Все может быть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48