Сам он ничего необычного тут не нашел.
– Дольмечерова? – поинтересовался он.
Ну конечно. На моем месте Дольмечер сделал бы то же самое: обратился к Кельвину.
– E. coli с перерабатывающей ПХБ плазмидой, верно?
– Ну да.
– А запах откуда?
– Выгрузил немножко ее в пикапе, в ведро.
– Подожди секундочку.
Сходив в гараж, Кельвин вернулся с цистерной бензина. Вытащив из пикапа ведро, он налил туда бензин и, отойдя на несколько шагов, бросил спичку. Мы все постояли несколько минут, глядя, как оно горит. Объявились пожарные: какая-то жертва Альцгеймера через улицу позвонила пожаловаться на огонь у соседей в дымоходе. Мы объяснили, что это химический эксперимент, и они уехали.
– Впущу вас через черный ход, – сказал Кельвин, когда все сгорело до пепла. – Поговорим в подвале.
Мы спустились в подвал, заставленный электрическим и электронным оборудованием, и расселись на табуретах. Я водрузил на верстак плотно закрытый бочонок из-под маргарина. Над верстаком покачивалась голая лампочка, заливая контейнер желтым светом, токсичный эксперимент в нем отбрасывал резкую черную тень на стенку с рисунком цветка.
– Хорошо. Дольмечер привез мне образец, но его уже был ослаблен антибиотиками.
– Откуда ты знаешь, что этот не ослаблен? – спросил я.
– Колбаска хорошей формы. Если бы ты принимал антибиотики, эффективные против E. coli, у тебя был бы понос.
Бун и Джим с усмешкой переглянулись.
– Похоже, мы пришли куда надо, – подытожил Бун.
Он был прав. Когда дело доходило до науки, Бун и Джим понятия не имели, о чем я говорю. Но Кельвин был настолько впереди меня, насколько я опережал их.
– Извини, что явился в такой час, – сказал я, – но… поправь меня, если я ошибаюсь, речь ведь идет про конец света, так?
– Об этом я и спросил Дольмечера. Он сказал, мол, не уверен. Мол, только недалекий человек хватается за самый худший вывод, дескать, эта его бактерия превратит всю соль в океанах в полихлорированные бифенилы.
– Дольмечер знает, как ее прикончить?
Кельвин улыбнулся.
– Вероятно. Но говорил он довольно бессвязно. И на штанинах у него была свежая кровь.
– Проклятие, Кельвин! Нужно было задержать его и расколоть.
– Он был вооружен, к тому же явился, когда мы праздновали день рождения Томми.
– О!
– Убить можно все. Можно сбросить огромное количество токсинов в гавань и ее отравить. Но вступает в силу «Уловка-22». Если ты не «Баско», у тебя нет ресурсов, необходимых для столь грандиозного проекта. А если ты «Баско», то не захочешь прибегнуть к таким очевидным методам из-за… из-за таких людей, как ты, С.Т.
– Спасибо. Мне уже полегчало.
– Конечно, учитывая, что ты теперь мертв, они слегка расслабятся.
– Так зачем к тебе приезжал Дольмечер? Просто чтобы предупредить?
– Да. А два дня назад он позвонил – между налетами на аптеки. Ему удалось найти немного триметоприма. Похоже, этот сульфамид неплохо справляется с бактериями.
– Так давайте сбросим пару грузовиков в гавань, – предложил Джим.
– У нас нет пары грузовиков, – отозвался Кельвин. – И вообще сомневаюсь, что антибиотики или сульфамиды – это ответ. Они – большие, сложные молекулы. Идут вразрез с Принципом Сэнгеймона Тейлора.
– Ух ты, Кельвин! Я польщен.
– Изготовлять большие сложные молекулы в масштабах гавани трудно. Выход только один – генная инженерия, превращение бактерий в химические заводы. Вот кто наш враг – армия маленьких заводов по производству яда. Но способной ей противостоять армии у нас нет. Не существует бактерии-конкурента, которая производила бы триметоприм. Поэтому нам нужно найти эквивалент ядерной боеголовки. Что-нибудь простое и разрушительное.
Хм, Кельвин, похоже, заинтересовался собственными словами.
– А ведь это идея! – продолжал он. – Если контаминация выйдет из-под контроля, возможно, нам придется спасать мир, взорвав пару боеголовок в гавани. Бостон мы потеряем, зато океаны убережем.
В этот момент Джим с Буном отодвинулись подальше и, открыв рот, наблюдали за Кельвином. Мы услышали, как по линолеуму скребут подошвы чьих-то тапочек, и на лестницу хлынул свет из гостиной.
– Кельвин, – сказал пятилетний малыш, – можно мне клюкволина?
– Да, милый. Налей в свою кружку с Ра, – посоветовал Кельвин.
– Клюкволин? – удивился Бун.
– Клюквенно-малиновый сок, – объяснил Кельвин. – Я люблю этот дом, поэтому давайте пока не будем о ядерной войне. Я просто аналогию привел. Нам нужно найти что-то, к чему восприимчивы трансгенные бактерии. С твоим образцом это будет намного проще. Жаль только, что у меня нет лаборатории получше.
Я рассказал ему, как связаться с Таней и Дебби. Так он получит доступ в оснащенные лаборатории университета. С чашкой в руках спустился малыш, и Кельвин усадил его себе на колени. Мальчишка держал кружку перед лицом как кислородную маску и, наблюдая за нами поверх нее, ритмично хлюпал соком.
– В «Биотроникс» знают, что ты жив?
– Скорее всего нет. Слушай, Кельвин! А ты-то знал? Удивился, меня увидев?
Он нахмурился.
– Я спрашивал себя, где может выбросить на берег твое тело. Ты же не идиот, чтобы выходить в открытый океан без спаскостюма.
– Спасибо.
– Но следует ли говорить Дебби и Тане, что ты жив?
– Конечно, только не по телефону и не в их машине и не в их доме. Не в лаборатории…
– Если беспокоишься из-за электронного наблюдения, так и скажи…
– Ладно. Беспокоюсь.
– Хорошо. Напишу на бумажке.
– Кельвин, ты такой… – Я собирался сказать «чертовски», но на меня пристально смотрел малыш. – Чрезвычайно практичный.
– Хочешь помочь мне в этом проекте?
– Я не смогу попасть в лабораторию. Черт, мы вчера оставили машину позади «Жемчужины», и меня едва не узнали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102