Мои слова продиктованы лишь тем, что я не знаю, какого рода дело...
— Видели малого, которого секли перед самым закатом? За сухим рвом, вы могли наблюдать сквозь вон ту бойницу.
Даниель отлично помнил экзекуцию. Вышли трое солдат с пиками, связали их концами и установили наподобие треноги. Вывели человека, голого по пояс, со связанными впереди руками, перебросили верёвку через треногу и натянули, так что руки его вздёрнулись над головой. Ноги развели и привязали к двум пикам, так что он не мог двинуться. Наконец вышел детина с плетью и пустил ее в ход. Такая практика широко применялась среди военных и многое объясняла, почему состоятельные люди предпочитают селиться подальше от казарм.
— Я особо не вглядывался, — сказал Даниель, — но в целом с процедурой знаком.
— Возможно, вы смотрели бы внимательнее, если бы знали, что наказуемый зовётся мистер Дик Шибб.
Даниель на время утратил дар речи.
— Они пришли к вам вчера ночью, — продолжал Боб Шафто. — Для начала я рассадил их по разным камерам. Поговорил с каждым в отдельности, и оба отвечали мне с гонором. Некоторые люди имеют право так говорить — они заслужили его тем, что сделали в жизни. Мне не показалось, что Дик Шибб и Боб Кастет — люди такого рода. Другим разрешают так говорить, потому что они всех веселят. У меня когда-то был такой брат. Боб и Дик — не из этих. Увы, я не судья, поэтому не могу бросить их в тюрьму, заставить отвечать на вопросы и всё такое. С другой стороны, как сержант я вправе вербовать солдат на королевскую службу. Поскольку Боб и Дик — явные бездельники, я рекрутировал их в Собственный королевский блекторрентский гвардейский полк. В следующий миг я понял, что допустил оплошность, поскольку они не умеют подчиняться дисциплине и нуждаются в строгом наказании. Есть старый, как мир, приёмчик: я велел высечь Дика (который показался мне покрепче) под окнами у Боба Кастета. Дик — кремень, он выстоял, и, возможно, я оставлю его в полку. Однако Боб отнёсся к своей экзекуции — которая должна пройти на рассвете — как вы к удалению мочевого камня. Поэтому час назад он разбудил охранников, те разбудили меня, и я побеседовал с мистером Кастетом.
— Сержант, вы столь предприимчивы, что я едва поспеваю за вами мыслью.
— Он сказал, что Джеффрис лично велел ему и мистеру Шиббу перерезать вам горло, причём медленно, и, покуда вы будете умирать, объяснить, по чьему приказу они действуют.
— Чего я и ждал, — сказал Даниель, — и всё же от этих слов, произнесённых вслух, у меня кружится голова.
— Тогда я подожду, пока вы придёте в чувство. А главное — подожду, пока вы разозлитесь. Не пристало мне подсказывать мужу столь образованному, но в таких случаях положено злиться.
— Удивительное свойство Джеффриса: он поступает с людьми чудовищно, не вызывая злости. Его влияние на ум жертвы подобно действию стеклянного стержня, отклоняющего струйку воды; мы чувствуем, что наказаны по заслугам.
— Вы давно его знаете?
— Да.
— Давайте его убьём.
— Простите?
— Прикончим, порешим. Лишим жизни, чтобы он вам больше не досаждал.
Даниель был потрясён.
— Какая причудливая идея!
— Ничуть, И что-то в вашем голосе говорит мне, что вам она по душе.
— Почему вы сказали «мы»? Вам нет дела до моих забот.
— Вы занимаете высокое положение в Королевском обществе. Да.
— Вы знаете многих алхимиков.
— Хотел бы я. чтобы это было не так.
— Вы знакомы с милордом Апнором.
— Да, столько же, сколько с Джеффрисом.
— Апнор владеет моей милой.
— Простите... вы сказали, «владеет»?
— Да. Джеффрис продал ему её во время Кровавых ассизов.
— Таунтон... Ваша милая — из таунтонских школьниц!
— Да.
Даниель был зачарован.
— Так вы предлагаете своего рода пакт.
— Мы с вами избавим мир от Джеффриса и Апнора. Я получу свою Абигайль, а вы проживёте год, или сколько уж там даст Господь, в мире.
— Мне не положено мычать и телиться, сержант...
— Валяйте, профессор! Мои люди все время так делают.
— ...однако позвольте напомнить вам, что Джеффрис — лорд-канцлер королевства.
— Ненадолго, — отвечал Шафто.
— Откуда вы знаете?
— Он практически объявил это своими действиями! Вас бросили в Тауэр за что?
— За сношения с Вильгельмом Оранским.
— Так это измена! Вас должны повесить, выпотрошить, четвертовать! Но вам сохранили жизнь — почему?
— Потому что я — свидетель рождения принца и как таковой могу подтвердить законность следующего короля.
— И если Джеффрис теперь решил вас убить, что это означает?
— Что он предал короля... Боже мой, всю династию! — и готов бежать из страны. Да, теперь я понимаю ваши резоны. Благодарю за терпение.
— Учтите, я не предлагаю вам взяться за оружие или сделать что-то иное супротив вашей природы.
— Некоторые оскорбились бы, сержант, но...
— Хотя главный источник моих несчастий — Апнор, Джеффрис — первопричина, и я, не колеблясь, взмахнул бы саблей, если бы он случайно подставил мне шею.
— Приберегите саблю для Апнора, — отвечал Даниель после некоторого раздумья. На самом деле он давно принял решение, однако сделал вид, будто размышляет, не желая оставить впечатление, что для него это пустяки.
— Так вы со мной.
— Не столько я с вами, сколько мы с большей частью Англии, и Англия — с нами. Вы говорили о том, чтобы своими руками убить Джеффриса. Я скажу, что, будь мы вынуждены полагаться на мощь ваших рук, в коей я нимало не сомневаюсь, нас ждало бы поражение. Но коль скоро, как я полагаю, Англия с нами, нам довольно будет разыскать его и сказать громко: «Это милорд Джеффрис», и смерть его воспоследует закономерно, как шар, положенный на наклонную плоскость, неотвратимо скатится вниз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115