Шестой этаж, третий слева коридор, предпоследняя дверь после четвертого поворота, тоже слева. Когда-то он заучил этот адрес наизусть и два раза в неделю (Адела сказала, чтобы чаще он не смел появляться, а то она попросит друзей подколоть его – не может ведь она все свое время тратить только на него!) бодро поднимался по заплеванным наркожвачкой лестницам и считал повороты в полутемных коленчатых коридорах, счастливый от предвкушения встречи с Аделой Найзер. Правда, она нередко пребывала в дурном расположении духа. Вдруг начинала высмеивать Клода или без обиняков заявляла, что ему пора домой. Ее поклонники прощали ей все, даже такие вещи, за которые кто-нибудь другой поплатился бы жизнью.
Замызганные раздвижные двери по обе стороны коридора плотно закрыты. О том, что за ними происходит, можно лишь догадываться по звукам: рваная музыка, стоны, аудиозапись долгой заунывной молитвы, рвотные спазмы, ругань и топот, блеющий смех… Клода передернуло: так смеялся Каспер Винго. Раз ему стало не по себе от звуков похожего смеха – значит, это все-таки было на самом деле? Но почему тогда с ним сейчас все в порядке? Стук, словно свалилось что-то тяжелое, женский визг, чьи-то бессвязные выкрики, верещание сработавшего таймера, удар (таймером об стенку?), истерические рыдания… В ячейках улья бушевали страсти, но коридоры, залитые бледным светом плафонов, оставались пустынными, словно всю эту какофонию создавали бесплотные призраки здания-лабиринта.

– Поэтому ты и забросил его в Линоб?
– Ага. Будем наблюдать за ним и попробуем войти в контакт с теми, кто его использует.
– Они ведь обнаружат метку, – сказала Тина.
В кресле она устроилась боком, опираясь спиной о мягкий подлокотник, а через другой подлокотник перебросила ноги. Мебель в этой машине нравилась ей тем, что сидеть можно как угодно и все равно будет удобно.
– Не сразу, – возразил Стив. – Раньше мы до них доберемся. Всех запомнила?
– Прокрути еще раз.
На одном из экранов начали сменять друг друга изображения мужчин и женщин – анфас, профиль, в полный рост. Внизу появлялись имена. Есть ли среди них Виллерт Руческел, подвергшийся пластической операции, пока неясно. Современная хирургия позволяет изменить возраст, черты лица, пол, фигуру – хватило бы денег. Руческел вряд ли мог пожаловаться на их нехватку.
Эта дорожка может завести в тупик, как случалось уже не раз. Если все знакомые Клода Хинби и убитых в Аркадии бандитов окажутся домоседами, никогда не покидавшими родной планеты, если все их связи начинаются и кончаются здесь, на Валгре, без всяких ответвлений… Что ж, тогда придется отрабатывать другие варианты. Стив и Тина готовы были потратить на поиски столько времени, сколько понадобится – и Руческел, скорее всего, об этом догадывался.
Полтора десятка человек. Демонстрация закончилась.
Аэрокар висел над Линобом, ночь переливалась огоньками. Клод находился внутри громадного здания, накрывающего собой около трех квадратных километров. Их называют здесь «ульями». Здание шестнадцатиэтажное, по краям необъятной плоской крыши тускло светились сигнальные огни.
Машина снизилась. Стив, не церемонясь, включил прожектор. На затемненном экране нижнего обзора возникло изображение: аэрокары, в том числе несколько полуразобранных, сооруженные из чего придется покосившиеся сараи, веревки с бельем. Попавший в сноп света человек метнулся в сторону. Крыша была обитаемым местом.
– Проба номер двадцать четыре, – усмехнулась Тина.
Иронии в ее голосе не было.

Веерообразный стоячий воротник придавал Аделе Найзер сходство с королевой из детской сказки. С заколдованной королевой – обилие бородавок на лице, шее и руках внушало большинству людей отвращение. Клод готов был сделать для нее все, что угодно, за одним исключением: он никогда бы не лег с ней в постель.
У Аделы были большие, выпуклые, выразительные глаза и очень живая, несмотря на бородавки, мимика. Сейчас ее лицо сияло насмешливым превосходством с оттенком ласковой снисходительности.
– Я-то думала, Хинби, что я от тебя, зануды противного, наконец-то избавилась! Убийца моего времени! Что там у вас вышло с Каспером? Давай рассказывай!
– Не знаю. – Клод беспомощно улыбнулся.
Он понимал, что Адела шутит, у нее странноватые шутки. На самом деле она вовсе не хочет от него избавиться, не может такого быть. Однажды она сказала, что болеет душой и за него, и за всех остальных, и ради своих друзей хоть завтра перевернет Валгру вверх тормашками.
– Чего ты так глупо осклабился? – Она вздохнула. – Вот ведь настырный, назад вернулся! Ладно, ладно, зануда… Все равно я тебя люблю. Что делать-то дальше собираешься?
– Не знаю, – повторил Клод. – Деньги пока есть, а на работу мне здесь не устроиться… Из-за этих церковников… Ты не поможешь мне найти работу? Помнишь, ты говорила, что тебе это раз плюнуть и я всегда могу на тебя рассчитывать?
– Подыщем что-нибудь. – Она опять вздохнула и взяла миниатюрную платиновую рюмочку с коньяком. – Давай, за наши успехи!
Они сидели в холле ее квартиры-ячейки. Редко случалось, чтобы Адела, в знак особого расположения, пустила кого-нибудь из гостей дальше холла. Стандартные откидные диванчики, два низких столика, дюжина пуфиков, обтянутых разноцветной хавлашмыровой кожей. Помещение заливала ярким светом хрустальная полусфера – дорогая вещь, гордость Аделы. Стены облицованы шестиугольной, как пчелиные соты, плиткой веселого оттенка: обычное для улья оформление интерьера. Несколько встроенных шкафчиков, но посудомоечного нет. В ульях такой автоматикой оборудованы только общие кухни, каждая из которых закреплена за десятком квартир-ячеек – один из минусов здешнего быта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23