Наконец их пальцы соединились. Потом Лизбет положила свою ладонь на его ладонь. Он сжал ее тонкие пальцы, и она вздрогнула.
А потом она внезапно обвила руками его шею и отчаянно расплакалась.
– Никто, никто не прикасался ко мне. Никто-никто!
Она плакала навзрыд, слезы текли по ее щекам, она все теснее прижималась к груди Даскина, а ее длинные острые ногти царапали его спину через толстую ткань плаща. Даскин не отстранялся, он смиренно терпел этот взрыв отчаяния. Он был в смятении. Лизбет плакала и прижималась к нему, как несчастное, заброшенное, всеми забытое дитя, и от жалости к ней у Даскина сжималось горло, и вес же… Все же Лизбет стала взрослой женщиной. Не зная, как быть, Даскин принялся утешать ее, как утешал бы ребенка. Он обнимал ее, нежно покачивал и шептал:
– Все хорошо. Я с тобой. Все хорошо. Я здесь.
– Не отпускай меня, – повторяла и повторяла она. – Прошу тебя, пожалуйста, не отпускай меня.
Но вот наконец ее рыдания стихли. Она отстранилась, и взгляд ее снова стал непроницаемым.
– Ты должен простить меня, – проговорила она. – Не знаю, что на меня нашло. Разве не странно, чтобы я, не плакавшая столько лет, вдруг так разревелась?
– Ничего странного.
Лизбет молчала, погрузившись в свои мысли, а Даскин принялся обдумывать, как быть дальше. Лизбет была важнейшей фигурой в планах анархистов, и ее следовало во что бы то ни стало увести из дома. Однако долг Даскина состоял не только в том, чтобы спасти девушку, нужно было разыскать Краеугольный Камень. И еще нужно было найти Картера.
Издалека послышался громкий топот и голос, выкрикивающий приказы. Даскин в испуге поднялся и сквозь сплетения стеблей и шипов увидел в проеме двери, ведущей в сад, несколько людских силуэтов. Лизбет схватила его за руку, заставила сесть. Глаза ее были широко открыты.
– Быстрее! – прошептала она. – Сюда! Она заползла в глубь колючих зарослей и мгновенно скрылась из виду. Даскин не был так проворен, но вскоре нашел Лизбет.
– Здесь мое убежище, – шепнула девушка. – Тут они нас никогда не найдут.
Даскин готов был ей поверить, поскольку вокруг видел только густые заросли терний. Он лежал и боялся шевельнуться, опасаясь, что поранится о шипы.
Несколько мгновений шагов анархистов не было слышно, но вот наконец со стороны забора донесся знакомый голос:
– Эти заросли непроходимы. Он не мог здесь спрятаться. Пойдемте отсюда.
Но даже после того, как шаги анархистов стихли, Даскин и Лизбет еще долго лежали не шевелясь, бок о бок под колючими стеблями, словно двое детей, играющих в прятки. Даскин видел только сверкающие глаза Лизбет, отражавшие тусклый свет далекого газового рожка.
– Это был Грегори, – наконец прошептал Даскин. – Мой двоюродный брат и до сегодняшнего дня – друг.
– Ты не уйдешь к нему? – взволнованным шепотом спросила Лизбет. – Ты не бросишь меня?
– Нет, не брошу, – ответил Даскин. – Не бойся. Мы убежим отсюда вместе.
Лизбет, похоже, ему не поверила.
– Просто не знаю, как я теперь вернусь одна в мою комнату. Теперь, когда я нашла тебя, мне нестерпима мысль об одиночестве. У меня так долго не было друзей.
Даскин улыбнулся. На сердце у него потеплело, и вдруг стало радостно и даже весело прятаться здесь, в колючих зарослях, несмотря на всю опасность того, что их могли найти. На какой-то миг Даскин забыл о долгом странствии, о своем побеге от анархистов, о том, что его ищут. Он ощутил неподдельное счастье, подобное тому, какое испытывал во время охоты на гнолингов. Его охватила радость приключения, в которое он угодил вместе со своей таинственной спутницей. Однако ожидание казалось Даскину бессмысленным.
– Лизбет, нам нельзя здесь оставаться, – прошептал он. – Нам нужно бежать из этого дома. Ты могла бы незаметно выйти из сада и вывести меня?
– Выбраться из терний можно сотней разных путей. Здесь, среди них, меня никто не поймает. Можно проникнуть в дом через входы, которые известны только мне одной. Но все двери, ведущие в дом, всегда заперты. Я много раз пробовала, – призналась она. – И до окон не доберешься.
Даскин медлил. Он вдруг понял, что Лизбет не представляет, насколько велик дом. Несомненно, анархисты держали ее в определенной части дома и не выпускали за ее пределы. Даскин устремил взгляд на забор и прикинул, нельзя ли через него перебраться. Увы, это было невозможно: вредные тернии встали перед забором непроходимой стеной. Вдобавок сам забор наверху был утыкан битым стеклом. Оставалось пробираться через Обманный Дом.
– Мы должны найти выход, – сказал он. – Ты готова попробовать?
Лизбет замерла, словно застигнутая врасплох лань. Похоже, эта мысль ей была не по силам. Она обвела взглядом тернии.
– Я вырастила их, – негромко проговорила она и широко развела руки. – Человек в Черном велел мне не растить их, но я все равно растила.
– Верно. Они заполонили весь дом.
– Они и есть дом, – уверенно проговорила Лизбет и добавила, снова заговорив сама с собой: – Но насчет моего сердца Даскин ошибается. Человек в Черном его точно забрал.
– Лизбет, почему ты говоришь обо мне так, словно меня здесь нет?
Лизбет нахмурилась.
– Правда? Я так давно ни с кем не разговаривала, вот и путаю внутренний голос с наружным.
– То есть мысли с речью?
– Да. Но у меня будет лучше получаться теперь, когда есть с кем разговаривать. Только если нам надо уйти, я должна забрать свои вещи.
– Какие вещи? Лизбет отвела взгляд.
– Я тебе покажу. Я не могу уйти без моих сокровищ.
Подумав и решив, что, вероятно, речь идет о каких-то предметах, которые могут оказаться нелишними для успешного побега, Даскин согласился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121