.. Но тут же он вспомнил и продолжение - сегодняшнюю ее истерику с царапанием ногтями его щек и совершенно сумасшедшими воплями... И вновь ускорил шаг.
Розовый особняк. Ощущая набухающее волнение, Летов поднялся по лестнице и, увидев на двери металлическую пластину с надписью: "Павел Игнатьевич Годи, психотерапевт", не почувствовал облегчения, а напротив, разволновался еще сильнее. И позвонил.
Но в этот миг - миг между решением нажать на кнопку звонка и самим звонком - уместилась маленькая синяя вечность.
- Войдите, - раздался из-за двери низкий, хорошо поставленный голос, - открыто.
Летов повернул ручку и шагнул внутрь.
Годи оказался высоким худощавым пожилым мужчиной с копной длинных седых волос. В его внешности - и в этих клоунских космах, и в смуглости морщинистой кожи, а в особенности - в густоте неожиданно черных бровей во всем ощущалась некая дешевая театральность, и Летова охватило смутное недоверие, какое он испытывал к приезжим циркачам, а из местных - к поэтам, членам разнокалиберных литобъединений. Для полной неубедительности Годи не хватало только банта на шее или колпака звездочета на голове.
- Не стесняйтесь, сударь, - продолжил хозяин все тем же полным дешевого пафоса голосом, - и простите за то, что не включаю в коридоре свет: этого не любит Джино. - И он погладил нечто бесформенное, но явно живое, тут только замеченное Летовым на плече хозяина. Летов пригляделся и с брезгливым чувством уяснил, что Джино - летучая мышь. И вот эта, в общем-то, тоже дешево-театральная деталь, которая, казалось бы, должна была укрепить в его душе отношение к Годи, как к водевильному прохвосту, отчего-то, напротив, неожиданно убедила Летова в подлинности сверхъестественных способностей стоящего перед ним человека. Возможно потому, что где-то он читал: летучие мыши В ПРИНЦИПЕ НЕ ПОДДАЮТСЯ дрессировке; а может быть, потому, что маленькая сморщенная рожица Джино была уж очень злобной и хитрой.
- Добрый вечер... - начал было Летов, но Годи взмахом ладони остановил его:
- Не спешите, друг мой, не спешите. О делах не говорят с порога. Если позволите, я приготовлю кофе. За чашечкой и поведаете о целях своего визита. (Позже Андрей ни разу не видел, чтобы Годи был столь любезен с посетителем и пришел к выводу, что тот с самого начала выделил его из общей массы.)
Не найдя возражений, Летов молча прошел в сумеречную комнату со стенами, увешанными экзотическими трофеями и в ожидании удалившегося на кухню хозяина увяз в древнем, ненормальной мягкости, кресле.
Годи вернулся с дымящимся подносом, расположился напротив, указательным пальцем левой руки почесал Джино под крылом и, пристально глядя Летову в глаза, произнес требующее продолжения слово: "Итак..."
- Я работаю в университете, - начал тот, - на кафедре общей филологии. - Годи покачал головой так, словно эта информация имела для него колоссальное значение. - У нас есть машинистка - Людмила Краснова довольно милая женщина, живет одна с четырехлетним сыном. Мы иногда шутим друг с другом и для смеху корчим из себя влюбленных, но на самом деле отношения у нас с ней чисто дружеские. У нас с ней никогда ничего не было... и не собиралось.
- Кофе стынет, - внезапно сообщил, перебив его, Годи.
- Спасибо, - Летов взял чашечку, и, отхлебнув, продолжил: - И вот угораздило меня пойти к ней на именины. Это было четырнадцатого августа, то есть, неделю назад. Она пригласила всю кафедру. Попили, поели, потанцевали... Один раз Милочка попросила меня проводить ее в сад: захотела покурить, а чтобы на кафедре знали, что она курит - не хотела. Мы выходили с ней минут на пятнадцать. И все. Честное слово!
- Я пока что и не пытаюсь уличить вас во лжи.
- Да, простите. Мне слишком часто за последние дни приходилось доказывать... Так вот. Именины были в пятницу, а в понедельник утром Милочка подошла ко мне и говорит: "Андрюша, ты разберись со своей подругой - она у тебя слишком ревнивая". Я, конечно, не понял ничего и попросил объяснить, о чем, собственно, речь. Оказывается, в воскресенье вечером Милочке позвонила какая-то женщина и пыталась завязать с ней душевный разговор на тему: "Оставьте в покое моего Андрюшу, у нас с ним серьезно, а вы - лезете..."
Я сначала подумал, Милочка шутит. Но она уверяла, что все так и было, и я решил, что пошутил кто-то другой - с нами обоими. Потому что ни с кем у меня ничего серьезного сейчас нет. Но Милочка мне, по-моему, не поверила.
А позавчера приходит - и сразу ко мне: "Твоя подруга уже достала. Истеричка какая-то. Плачет, умоляет с тобой порвать..." Тут я уже ничего не понимал. Глупая шутка неприятно затягивалась.
В среду и в четверг ничего подобного не повторялось. Но в пятницу Милочка влетела на кафедру с красными от бессонницы глазами, сходу подскочила ко мне и принялась хлестать по щекам. Я пытался уклониться, но она вцепилась мне в волосы. Короче, устроила настоящий скандал...
Неожиданно, когда прозвучало слово "скандал", встрепенулся Джино, хлопая и шурша крыльями, покинул плечо хозяина, достиг незажженной люстры, уцепился когтями за одну из ее изогнутых металлических трубок с плафоном и, в оцепенении, повис вниз головой.
Опасливо поглядывая на Джино, Летов продолжил свой рассказ:
- А после выяснилось вот что. В четверг вечером Милочке снова позвонили. На этот раз моя самозваная "подруга" уже не просила ее оставить меня и не рыдала в трубку. Вместо того она спокойно и решительно заявила: "Я жду от Андрея ребенка. Но он избегает меня и продолжает встречаться с вами А раз это так далеко у вас зашло, значит, я должна буду сделать аборт. Выходит, вы убиваете моего ребенка.
1 2 3 4 5 6